– Эт точно, – подтвердил Сквилл.
– Поэтому, если не возражаете, мы сейчас попрощаемся, – продолжал юноша, – и больше не доставим вам хлопот. Не знаю, что у вас за претензии к этому Килагурри, но мы к нему отношения не имеем.
– Зато Килагурри ко всем имеет отношение, – проворчал валлаби, стоящий с краю. По толпе пробежал одобрительный гул.
Сквилл взмахнул луком.
– Слушайте, вы! Нам и правда некогда тут с вами рассусоливать. Моя сеструха и этот человек, мой кореш, – он положил лапу на плечо Банкана, – офигенно крутые чаропевцы, вот так. Ежели не пропустите, вам щас небо с овчинку покажется. Превратим вашу гопу в стаю болтливых гусей, или жаб, или всех сделаем лысыми, или просто засунем вас друг дружке в сумки.
Выдрам редко удаются грозные взгляды, но на этот раз Сквилл превзошел самого себя.
– Чаропевцы! – У Веррагарра брови полезли на лоб. – А вот это уже интересно. – Он повернулся и обратился к толпе:
– Виндья, Чару, Неранера!
От толпы отделились три коренастые птицы, вспорхнули на поваленное дерево слева от валлаби. Каждая была чуть побольше Виза. Носили они черные в желтую полоску шарфы, но обходились без головных уборов.
Оперение было грязно-белое, а на крыльях – серое и синее, толстые широкие клювы казались неподъемными. Таких птиц Банкану видеть еще не приходилось. Они бы сошли за зимородков-переростков, если бы не странная форма клювов.
Они устроились на суку, пошептались, а затем вперед выскочили два маленьких валлаби. Один держал короткие деревянные палочки, покрытые сложной резьбой и замысловатыми рисунками, а другой – подобным же образом разукрашенную деревянную трубу, закрученную минимум в три витка. «Местный заменитель магической дуары?» – предположил Банкан.
Веррагарр спокойно и горделиво указал на ожидающий ансамбль.
– Как видите, у нас тоже есть чаропевцы. Так что не надейтесь запугать нас музыкой.
– Да не собираемся мы никого запугивать, – терпеливо ответил Банкан. – Мы хотим только проехать.
Волк шагнул вперед и тихо зарычал:
– А по мне, так вы не больно-то похожи на волшебников. Легче принять вас на компанию детенышей, которым лень ходить пешком.
Его приятели рассмеялись.
– Эт кто тут детеныш? – гневно пролаял Сквилл.
– Сквилл! – Банкан резко повернулся в седле.
Но выдр не желал униматься:
– Кореш, только покажем, ага? Пущай знают педики, че с ними будет, ежели не завяжут хамить.
Граджелут склонил голову набок.
– Возможно, краткая демонстрация самых скромных возможностей из вашего арсенала действительно сократит срок нашего пребывания здесь. А вы что скажете, почтенный командир?
– Мы не говорили, что собираемся вас отпустить, – напомнил Веррагарр.
– Споем короткую песенку. – Банкан снял дуару, предостерегающе глянул на выдр. – Ничего агрессивного.
Ниина лучезарно улыбнулась и вместе с братом пустилась в импровизацию:
В небе ни облачка, тихо в лесу.
Запах цветочный не слабнет в носу.
Ах, упоение! Ах, благодать!
Мы не желаем вам надоедать.
Наше вам с кисточкой. Общий привет.
Мы будем вас помнить тысячу лет.
«Пожалуй, это и впрямь безобидно», – подумал, встряхивая пальцами, Банкан.
Ничего не происходило, и он даже слегка разочаровался. Внезапно Снугенхатт оглушительно чихнул – из его ноздрей росли шикарные пурпурные орхидеи.
– Эй! Отцепитесь!
Он неистово замотал головой, но цветы не унимались, и вот уже с его морды свисает целый ковер орхидей.
Виз, задумчиво следя за колдовской вегетацией, изрек;
– При желании можно расценить это как угрозу.
Снугенхатт вновь замотал головой, и во все стороны полетели цветы.
– Ага. Чем еще устрашать врагов, если не букетиками?
– Хватит ныть. – Птах подлетел к цветам и глубоко вдохнул. – От тебя еще ни разу в жизни так хорошо не пахло.
Банкан посмотрел на выдр, сдвинул брови. Ниина насмешливо подняла лапы.
– Банкан, ты ж сам хотел че-нибудь безвредное. Вот и получил.
– Это только пример, – грозно молвил Сквилл. – Мы даже не напрягались. Учтите, мы можем вызывать грозовые облака, землетрясения и все прочие гадости клепаной природы. Силы вселенной у нас на побегушках, вот так.
Банкан состроил ему злобную гримасу, выдр невинно улыбнулся.
– Что ж, недурно. – Веррагарр повернулся к валлаби и кукабаррам. – Ваш черед, ребята. Покажите-ка им.
Птицы выпустили на пробу несколько трелей. Затем сидевшая в середине кивнула, и ближайший валлаби ритмично забил палочками.
– Палочки-стукалочки, – объяснил заинтересованным путешественникам кенгуру.
– Стукалочки? – переспросил Банкан.
Веррагарр ухмыльнулся.
– Если не получится волшебство, можно настучать недругу по голове.
Второй валлаби ткнулся мордой в разрисованную трубу и задул.
Раздался глухой протяжный рев – похожие звуки издавал Снугенхатт после особенно тяжелой ночи.
Вступили кукабарры – их пение наводило на мысли о балладах древних скальдов:
Во сырых земных во недрах
Дух великий Уулонгу,
Легендарный червь огромный.
Не измерить его власти,
Нет преграды его силе.
А зубам его могучим…
– А я бы сейчас от червячка не отказался, – перешел вдруг на прозу жизни крайний слева кукабарр. Его друзья тотчас прервали песню и захихикали.
Веррагарр скривился.
– Виндья, прекрати!
Кукабарр, мечтавший о червячке, вытер клюв крылом. У него тяжело вздымалась грудка.
– Извини, Веррагарр.
Он дал знак валлаби музицировать дальше.
…Уулонгу он зовется.
А Неррима – царь небесный.
Высоко парит Неррима,
Камнем падает на спящих,
Бьет их клювом и когтями…
– И вовсю гремит костями! – выкрикнул другой певец, после чего сложил крылья и повалился с истерическим хохотом. Остальные с полминуты терпели, а затем последовали его примеру. Валлаби прекратили играть и беспомощно посмотрели на красного кенгуру.
Чаропевцы, испепеляемые взором великана, предприняли третью попытку. На сей раз их смех был достаточно заразителен, чтобы перекинуться на пеструю публику, и неконтролируемое веселье угрожало срывом всей затее.
Веррагарр с отвращением наблюдал, как по щекам певцов ручьями текут слезы. Двое свалились с засохшего дерева и, держась за бока, покатились по траве. Третий лежал на спине, в отчаянии стуча по колоде крыльями, его конвульсии заметно слабели.
– Проклятье! – Веррагарр заметил, что на него глядит Банкан. – С кукабаррами всегда так. Они и правда умеют колдовать, но до сих пор не научились относиться к работе серьезно. И не только к работе, но и к нашей общей беде. Так и прохихикают до самых своих похорон. Но это – лучшие наши чаропевцы. Больше некого противопоставить могуществу килагуррийских монахов.
