— Что там? – еле разборчиво спросил Молин сквозь шлем.
Снова что‑то шелестит справа. Нарив обнажила мечи и сделала шаг вперед. Я, как и остальные, последовал ее примеру.
— Что? – сзади подошел Ламил.
— Вон там, – я указал, – Баин заметил какие‑то строения. А справа Нарив что‑то насторожило.
Это «что‑то» не замедлило появиться. С той стороны, куда вглядывается Нарив, донесся тихий, но пробирающий до самого нутра стон.
— Проклятье, чтоб тебя… – ругнулся десятник и гаркнул. – К бою!
Снова стон и шелест. Уже ближе… Что‑то мелькнуло между деревьями… Какая‑то тень… Человек? Тень снова мелькнула…
— Твою мать… – прошипел Навин и сделал два шага назад, пока не уперся спиной в стоящего сзади.
Лес уже не скрывает то, что приближается к нам. У меня и у самого все обмерло внутри. Это, действительно – человек… Вернее, нечто, когда‑то бывшее человеком. Мертвец! В этом нет сомнений, как бы дико оно не звучало. Мертвец, причем – умерший очень давно. От того человека, которым это когда‑то было, остался практически голый скелет. Остатки кожи и мяса лишь топорщатся небольшими, давно высохшими клочками на голых, посеревших, а где и – позеленевших, костях. Череп, увенчанный остатками тонких, как паутина, волос, пялится на нас темными провалами глазниц, скалит остатки зубов… И это невообразимое, противоестественное чудище медленно, но упорно приближается. Идет… тащится, словно балаганная кукла на ниточках… Только, ниточек этих и не видно.
— Как может напасть что‑то дохлое? – пробормотал Баин, очевидно припомнив вчерашнюю фразу Молина. – По–моему, дохлее не бывает…
— Был бы дохлым – лежал бы себе спокойно под землей. – ответил я, хотя губы не слушаются и дрожат самым позорным образом.
Внезапно Нарив прыгнула вперед. Я успел только ахнуть – одним длинным прыжком она преодолела наверно шагов восемь. Женщина еще даже не приземлилась, когда один из ее мечей врезался в череп приближающегося мертвеца, разнеся его на мелкие кусочки, будто он был сделан из тонкой глины. Второй меч, не успели еще попадать осколки разбитого черепа, перебил позвоночник у самого таза. Я еще только открыл рот, а Нарив уже стоит у рассыпавшейся под ее ногами кучки костей, которая только что приближалась к нам.
— Алин… – Молин поперхнулся, прокашлялся и продолжил. – Алин, напоминай мне, чтоб я с этой женщиной не ссорился. Каждый день напоминай. Как друга прошу!
— Угу. – только и ответил я, бросаясь к Нарив. – Что это было?
— Мертвецы, умершие от Эльфизиарова проклятья, стали подниматься из могил… – прошептала она.
— Что? – не понял я.
— Гнома помнишь? Брумгума? Помнишь, что он рассказывал?
— Так ведь сколько лет уже прошло… – начал я и осекся.
Нарив только покачала головой. Мы успели сделать только шаг назад, когда она снова насторожилась. До меня долетел новый стон – уже с другой стороны.
— Он здесь не один! – крикнул я, подбегая к десятнику.
— На место, баран! – крикнул он в ответ. – Я по–твоему глухой? Или тупой настолько, что сам не догадался?
От такой отповеди я растерялся настолько, что застыл на месте. Привел меня в чувство сильный толчок, от которого я чуть не покатился на земле.
— Я сказал – в строй, олух! – и Ламил гаркнул во всю мощь своей глотки. – Круговая оборона! Из строя не выходить!
Кажеться, стонет уже весь лес. Теперь он уже не производит впечатление мертвого. Не живого, но и не мертвого… Отовсюду, в основном – со стороны замеченных Баином строений, раздаются стоны, шорохи, какие‑то скрипы.
— Там! – кричит кто‑то с другого конца строя. – В кустах!
Еще через мгновение оттуда же доноситься звук удара, хруст… Что‑то промелькнуло за деревом в пяти шагах от меня. Что‑то… Собака? Или волк? В лесу, вроде, должны водиться волки. Только, они ведь должны быть живыми! Чудовище, так же неловко, как тот ходячий мертвец, которого убила (если такое слово применимо к тому, кто уже давно и так мертв) Нарив, выскользнуло из‑за дерева и потрусило к нам. Кто‑то справа ткнул копьем в оскаленный череп твари, но наконечник, с глухим стуком, только соскользнул по кости. Волк присел на задние лапы, прыгнул…
— Дарен, это что вообще? – удивленно выдохнул Молин.
От усилия, потребовавшегося для прыжка, задние лапы волка просто… отвалились! Не долетев какого‑то шага до цели, тварь шмянулась на землю и раскатилась костями вокруг.
— Да они рассыпаются просто! – крикнул Навин и засмеялся, глядя как из кустов выползает, загребая землю костистыми пальцами, очередной скелет, у которого полностью отсутствует все, что когда‑то ниже ребер.
— Наверно, слишком долго эта гадость здесь пролежала. – высказал свое мнение Баин.
Вокруг твориться форменный балаган. Наблюдая за тем, как из‑за деревьев, разваливаясь на ходу, выходят, выползают, выскакивают давно умершие тела людей и животных, поднятые неведомой силой, наемники не на шутку развеселились, почувствовав себя в безопасности. Даже, несмотря на никуда не девшееся гнетущее впечатление, которое производит этот лес. Кое–где, правда, время от времени раздаются удары – это окончательно добивают тех, кто все же смог добраться до нашего строя. Не расслабилась только Нарив. Она даже ухом не повела, слыша доносящиеся из‑за спины шуточки и смешки – так и продолжает всматриваться в лес вокруг.
— Осторожно! – успеваю услышать я за миг до того, как что‑то толкает меня в бок. Увлеченный зрелищем того, как позеленевший от времени и сырости скелет пытается подползти к нам, подтягивая остатки костей только одной уцелевшей рукой, я не заметил тень, метнувшуюся ко мне из‑за толстого ствола дерева.
Меня отбросило назад с такой силой, что на землю повалился еще кто‑то, стоявший за мной. В нос ударил такой смрад… Дарен, даже проведя детство на свалках и помойках Агила я никогда не чувствовал такого! А уж когда я разглядел то, что навалилось на меня всем весом… Это тоже оказался мертвец. Только, в отличии от тех рассыпающихся скелетов, которые так повеселили нас, этот – относительно свежий. Умер этот человек, конечно, не вчера. И даже, думаю – не неделю назад. Я вижу только его лицо – не череп, а именно лицо, раздувшееся, с вырванными кое–где клочьями кожи, пустыми, словно стеклянными, глазами… Губы уже практически сгнили и мерзкий оскал зубов, торчащих из распухших, позеленевших десен, все приближается к моему лицу… Чей‑то сапог с размаху врезается в голову навалившегося на меня чудовища. Да так врезается, что чуть не скидывает его с меня. Голова мертвеца мотнулась в сторону настолько резко, что кожа на шее лопнула, выплеснув прямо мне на лицо какую‑то гадость. От нестерпимой вони все мое тело скрутила судорога. Уже не видя ничего, я только и могу кое‑как копошиться под придавившим меня к земле трупом и извергать из себя все съеденное ранее. Я даже не заметил, как тяжесть вдруг исчезла! Из меня словно рвутся наружу все внутренности!
