Владимир Холкин - Авгур

— Что ты здесь делаешь? — спросила она. — И что у тебя с лицом?

— Ну, вот, блин. Мало того, что меня не любят, так теперь еще и морда не нравится.

— Не паясничай, — Оксана поморщилась. — Зачем ты сюда пришел?

— Может, присядем?

Не дожидаясь ответа, он отошел к скамейке. Она посмотрела с сомнением, но все-таки последовала за ним и, придержав юбку, аккуратно опустилась на краешек. Андрей ощутил, что его «татуировка» слегка пульсирует, но внешних эффектов, как в их последнюю встречу, пока что не было. Да и Оксана вела себя в этот раз намного спокойнее. Видно, кое-чему уже научилась.

— Ну, что, — сказал он, — как грызется гранит науки?

Она неожиданно улыбнулась — правда, получилось довольно грустно.

— Андрей, ну зачем ты, а? Ты же не ребенок, все понимаешь…

— Я понимаю? — ему вдруг стало смешно. — Ксюша, ты меня переоценила. С тех пор, как школа закончилась, тыркаюсь как щенок. Может, ты меня просветишь? Ты же теперь продвинутая девчонка. Вот эта штука, хотя бы, что означает?

Он не стал задирать рукав, а просто постучал себя по предплечью.

— Я не знаю, — тихо сказала Ксюха. — Правда, Андрей, не знаю. Я спрашивала, но мне не ответили. Да и с какой радости, собственно говоря? Я тут учусь без года неделю.

— А чему ты учишься, кстати? Какие у вас предметы? Что в дипломе напишут?

Она опять нахмурилась.

— Андрей, прекрати. Я к тебе хорошо отношусь, но детство закончилось, неужели не ясно? Давай на этом поставим точку. Я замерзла, и вообще, меня ждут…

— Ксюша, помнишь, тогда, в подъезде, в последнюю ночь перед выпускным? Последняя фраза, что я от тебя услышал: «Обещай, Сорокин, что никогда меня не забудешь». Почему ты это сказала?

— Неважно, — она отвернулась, и он едва расслышал ее ответ. — Это все было в другой жизни. И с другими людьми.

Андрей взглянул на нее в последний раз и поднялся.

— Да, — сказал он, — не буду спорить.

Он опять подошел к автомобильной дороге и посмотрел на здание, стоящее на другой стороне. Пока он разговаривал с Ксюхой, студентки окончательно разбрелись (собственно, их оказалось не так уж много). Сейчас по асфальтовой тропинке, что вела от крыльца к ограде, шагала дама постарше. Она не спешила, словно давала Андрею время собраться с мыслями. Зеленые глаза смотрели насмешливо, а на губах играла улыбка. Женщина открыла калитку, перешла дорогу и остановилась перед ним, покачиваясь на шпильках.

— Неважно выглядите, Андрей Сергеевич, — доверительно сообщила зеленоглазая ведьма. — Укатали сивку крутые горки?

— Мне наперебой об этом докладывают, можете не стараться. Зато вы, я смотрю, цветете. И студентки за вами тянутся.

— Ушам своим не верю, Андрей! Вы мне комплимент сделали? Это же колоссальный прогресс! Особенно если сравнивать с нашей последней встречей. Меня тогда чуть крышей вагона не придавило. Неужели вам стыдно не было?

— Представьте себе, нисколько. Разве что пожалел, что придавило не до конца. Ну, вас я про совесть даже не спрашиваю. Например, когда вертолет послали к автовокзалу.

— Давайте забудем мелкие разногласия, — она кокетливо провела носком сапога по асфальту, оттолкнув в сторону желтый лист. — А девочку вы за что? Вашу милую одноклассницу?

— Я с ней ничего не делал, — он даже не оглянулся на куклу, застывшую на скамейке. — И вообще, свою одноклассницу я не видел. Ее уже давно нет. А ту, что со мной сейчас говорила, я никогда не знал.

— Ну и ладно, — легко согласилась ведьма. — Знал, не знал — это уже не важно. Главное, что пришел. Или, может, не к ней, а лично ко мне?

Она вдруг шагнула ближе, прижалась бедром и, глядя на него снизу вверх, похлопала невинными глазками. «Ну, наглая баба», — подумал Андрей с долей восхищения. Потом сказал:

— Послушай, давай не будем ерундой заниматься. Ты прекрасно знаешь, что вашим союзником я не стану. Но, раз ведешь себя настолько уверенно, значит, приготовила мне сюрприз. Причем, он будет посильнее московского вертолета. Я правильно понимаю?

— Ага.

Она и не думала отстраняться — наоборот, пристроилась так, что он, сам того не заметив, слегка ее приобнял. Наверно, со стороны они напоминали сейчас влюбленную пару. Прав был авгур — подобные игры доставляют ведьмочкам удовольствие независимо от конечного результата. То есть, даже если партнеру через минуту открутят голову. Тогда Андрей, чтобы не портить зря мизансцену, обхватил ее левой рукой за плечи и, наклонившись к уху, тихо сказал:

— Крутые вы телки, никто не спорит. Просто в нашем мире еще не совсем освоились. И не всё успели понять. Поэтому и ошиблись.

— Правда? Вот ты мне и объясни, — с улыбкой промурлыкала ведьма.

— Вы ведь только недавно за пределы Эксклава вышли? Когда Союз развалился, правильно? До этого сидели тихо, как мышки — знали, что если пикните, вас раздавят. А теперь всем всё пофиг, вот вы и развернулись. «Питомник» на болоте открыли, контору свою пытаетесь забабахать. Только до настоящей Конторы, которая с большой буквы, вам еще, как до Китая вприпрыжку. Те бы шоу с БЖРК не стали устраивать. Увидели бы, что я сотрудничать не хочу, сказали бы вежливо: «До свидания». А дальше — элементарно. Дождаться, пока я слегка расслаблюсь, да и пальнуть в затылок с соседней полки. Дешево и сердито. Короче, склонность к театральным эффектам вас подвела…

— Мы быстро учимся, — сказала зеленоглазая.

— Да уж, этого не отнять. Но дело не только в конкретных методах. Общую суть проблемы вы тоже не уловили…

Он говорил уже не столько для нее, сколько для себя самого, ощущая, как в голове все, наконец, раскладывается по полочкам. Словно учитель из анекдота, который так старательно разжевывал тему дебилам-ученикам, что даже сам, в конце концов, разобрался.

— …вы узнали, что примерно раз в поколение на сцену здесь выходит мерцающий. И решили, опираясь на личный опыт, что это особо страшный колдун — ну, или что-то вроде того, термины ты лучше меня подберешь…

— Ну, почему же, у тебя замечательно получается, — она улыбалась по-прежнему безмятежно. — Сам посуди — деревья вокруг тебя увядают, железо ржавеет, все рассыпается. Колдун и есть, никуда не денешься. В вашем языке — наиболее подходящее слово. Так что не парься, милый.

— Да я и не парюсь, солнце, — сказал он, копируя ее интонацию. — Только не колдун я, уж извини.

— Ну, а кто же?

Она опять подняла на него глаза, и, вглядываясь в эту зеленую глубину, он, наконец, нашел недостающее слово — то самое, что описывало его осточертевшую миссию.

— Я фельдъегерь.

— Чего? — похоже, он сумел-таки ее удивить.

— Фельдъегерь. Курьер, везущий особо важную почту.

— Не понимаю.