Нам с тобой есть, чем гордиться. Мы могли бы сейчас отдаться инстинкту, а нет, вот сидим болтаем по душам, держим себя в узде, чтобы потом попытаться стать счастливыми с другими.
— И ни один из них не сравнится с тем, что могло бы быть у нас.
— Жалеешь? А кто мне три минуты назад доказывал, что мы рано или поздно убьем друг друга? Разве ты сегодня вечером не была счастлива? Я был. Мне было хорошо с тобой, как может быть ни было никогда, ни с одной женщиной, а я что-то в этом смыслю. Хотя с каждой новой женщиной не так, как с предыдущей. Ты молодец, Аиша, — Максимус потянулся ко мне, но остановился и занял свое место.
— Я пойду, — Я поднялась.
— Иди.
— И уйду, — я делала нетвердые шаги по направлению к двери.
— Тебя проводить?
— Нет, не надо. И дверь я запру.
— А вот это ты умница.
Дверь в квартиру Максимуса закрылась. Никакого ликования, только пустота. Я пришла к себе и села на подоконник, мне до одури хотелось на льдину, там было холодно и там было много льда, белого, сурового льда.
— Сволочь, — тихо ругалась я в окно, — почему уплыл? Оставил меня мучиться тут, скотина! Ненавижу!
Я ругалась, посыпала всех проклятьями и мне почему-то становилось легче. За окнами было темно, а у меня внутри будто бы восходило солнце, все вставало на свои места, окрашивалось в правильные цвета, приобретало верные очертания.
Максимус теплым медведем маячил за спиной: теплый, надежный тыл, друг-возлюбленный. Мы сильно ранили друг друга в последней схватке и рана эта не заживет никогда, но будет сокрыта от других. Максимус прав, чему мне совершенно не нужно учиться у него — предавать. Предавать тех, кто был добр ко мне, кто смог полюбить меня забитой Аишей в порту, кому не надо было меня переделывать и лепить заново, кто выделил мне место рядом с собой под мостом. О них я думала тогда, когда проклинала и чувствовала жгучее чувство тоски, понимала, как сильно люблю Лиду, Капитана, весь этот мир, как нежно люблю Максимуса. Я и не предполагала, что моя душа способна вместить столько любви. Мне захотелось отыскать Мисхору, зачем? Не знаю, что-то важное нужно было ей сказать или, наоборот, услышать. Остро необходимо стало видеть Рахиль и Риммель. Захотелось собрать всех вместе на одном большом холме, с зеленой травой.
Я даже увидела этот холм за окном и всех тех, кого хотела увидеть. Я была наполнена острым, жгучим счастьем. Хотелось обнять их всех. И я встала, чтобы поприветствовать их, раскинула руки, чтобы обнять. И упала спиной вперед на мягкую траву. Мы все лежали вместе, и я слушала их голоса, ощущала запахи и видела солнце, как плывут в горах облака сахарной ваты, готовые разразиться снеговой бурей.
Я чувствовала каждого, кто был рядом, я была ими, и все они были счастливы.
Я провалялась в беспамятстве почти два дня. Врач обнаружил лишь простуду. Все три дня за мной ухаживал какой-то нанятый санитар. Я помню только, что его звали Эд, и он слишком много курил. Мы не общались почти, только на уровне просьб и поручений.
Когда болезнь отступила, Эд исчез, а я вышла из своей комнаты. Максимус встретил меня радостно и сдержано, обращался так же, как и с Игорой или Рахилью. Уважительно позволял мне нести всякую чушь. И в тот же день за обедом передал ворох бумаг. Среди них было письмо от профессора Мариендорф, что она согласна дистанционно направлять мое обучение, там же был список книг, и сроки в которые я должна была сдавать некоторые контрольные работы. Так же была бумага о том, что третий этаж дома, ге находилось кафе "Версаль" является моим, и извещение о расторжении трудового договора в одностороннем порядке. Были еще бумаги на банковский счет и билет до Нарвеля.
— Я ничего не понимаю, — схватилась за голову я.
— Ты головой ударилась, пока падала? — сочувственно спросил Максимус, — Читай, Аиша. Ты больше не моя помощница, ты можешь сама нанять помощника, так как у тебя есть дом и банковский счет. Билет до Нарвеля я думаю, объяснять не стоит, потому что мы с тобой едем туда через неделю. Обучение я оплатил, весь базовый курс, то есть на пять лет вперед. Что тебе еще не понятно?
Я подавила первое желание броситься Максимусу на шею, так я была рада.
— Одно не понятно, где сейчас Капитан?
— В море… Это я точно могу тебе сказать, но что-то мне подсказывает, он скоро обнаружится здесь, так что жди. И я советовал бы тебе найти какую-нибудь более престижную работу, чем помощник. Потому что денег я тебе оставил, но они имеют свойство заканчиваться.
Я кивнула.
— Советую тебе тщательно все обдумать. За советом обращайся, если что.
На следующий день мы отправились в мою новую квартиру. Там все было мебелировано, не по высшему разряду, но с расчетом на двоих взрослых людей, которые редко появляются дома. Максимус все рассчитал.
— Если что, будете по-очереди бегать ко мне плакаться, — шутил он.
Он научил меня пользоваться банковским счетом, а пока мы ждали отъезда в Нарвель, я обживала свой просторный третий этаж, состоявший из шести помещений, включая квартиру. Зачем так много я не представляла. Максимус лишь обозначил примерные комнаты, в самой дальней и большой стоял рояль. Бывший хозяин отдал его нам.
Все эти дни меня не оставляла мысль о том, во что вложить деньги, чтобы заработать, или куда пойти работать, чтобы приумножить капитал. Я неизменно приходила к одному и тому же выводу, но без помощи Капитана не могла ничего сделать. Хоть Максимус и понимал в военных кораблях и командах, он был мне не помощник. Не терпелось приступить к делу, но у меня были связаны руки. Отдых я находила в изучении мифов древнего Египта и Шумеров, с которых начала профессор Мариендорф.
В Нарвель мы вылетели без приключений. Максимус весь полет был хмур и задумчив, я могла его понять, очень уж не простой разговор ему предстоял.
— Я вообще не уверен, что должен это делать. Я как-нибудь сам же смогу разобраться со своей жизнью? — не очень уверенно рассуждал он.
— В конце концов, ты проиграл спор, а это было один из моих условий.
— Ладно, долг, конечно, дело святое — Максимус говорил, не отнимая руки ото рта, опершись локтем в колено, — Но если она не захочет. Я бы на ее месте… Вот если бы со мной так поступили. Я бы убил на месте.
— То вы. А Лида вас продолжает любить до сих пор. Если не можешь быть счастлив сам, может быть, будет лучше сделать кого-то другого счастливым?
Максимус скептически посмотрел на меня.
— На тебя дурно влияет эта древняя теология, — заметил он.
— Теология тут ни при чем, — отрезала я, — не захочет, это ее проблемы. А захочет… Что вам мешает оставить ее в качестве помощницы?
