Пора ложиться спать, мне уже сделали укол и дали таблетки. Медсестра пожелала приятных снов и через пять минут зайдет проверить, сплю ли я.
Я положу дневник рядом с собой. Чтобы не забыть о нем завтра.
22 ноября
Чуть не забыл о дневнике. Его убрала сестра, когда я ходил на завтрак и процедуры, а я вспомнил о нем только сейчас. Перечитал все, что писал вчера, пришлось вычеркнуть лишние фразы – они забегают в текст сами… наверное, я их думаю. Попробую быть внимательнее.
Все-таки надо написать о чудовище. И о Лизе. Но сначала о чудовище, потому что оно первое случилось поезд несся прямо на нее, и лицо машиниста, а уже потом все остальное. Я когда вспоминаю Лизу… Мне кажется, что мы были созданы друг для друга. Она и я. А тогда был очень яркий день. Солнечный и теплый. Это был май, и поэтому в Подмосковье все цвело. У брата Лизы – что удивительно, он рыжий, в отца, а вот Лиза русая, мне всегда нравились ее волосы – дом в одном из новомодных таун-хаусов, и мы приехали к нему, как Лиза сказала, «для важного разговора». Но только мы вошли во двор, как за нашими спинами оказалась обнаженная девушка. Красивая блондинка с голубыми глазами. Она внимательно посмотрела на брата Лизы. А он смотрел на нее, кажется, со страхом. Лиза обернулась. Она молчала, но я видел, что она еле сдерживается. Девушка шагнула вперед, тихо и холодно сказала: «Это последнее предупреждение» – и резко кинулась к нам. Откуда в ее руках было столько силы, я не понял. Я сумел поймать Лизу, но ударился головой об угол дома и, уже теряя сознание, увидел, как девушка меняется, превращаясь в огромное чудовище с лысой головой, сильными ногами и страшными когтями. Чудовище ударило брата Лизы, распороло ему плечо и грудь. А потом я провалился в темноту.
Когда я пришел в себя, то сразу спросил, жив ли Ричард? И куда делось чудовище? Лиза странно смотрела на меня. Она покачала головой и сказала, что не было чудовища и с братом все в порядке. Ему пришлось срочно уехать по делам, а я был без сознания несколько часов – пришлось вызвать «Скорую». И еще она сказала: «Наверное, это жара. Или переутомление – мы в последние ночи плохо спали».
Но я же все видел. Я во сне потом не раз видел эту девушку. Как быстро она меняется – стремительно, почти красиво, превращаясь в уродливого монстра, колеса поезда такие тяжелые, который мог нас всех убить.
А Лиза мне не поверила. И Ричард на следующий день приехал к нам живой и здоровый, и на его плече не было ран. Значит, мне и на самом деле могло привидеться из-за удара.
Мысли в голове странные. Они текут как-то необычно размеренно. Словно не мои. Но это пройдет, лекарства не будут действовать вечно, и скоро я выйду отсюда. Через пару месяцев обязательно.
Снова сестра делала уколы и попросила ложиться спать. Меня и вправду клонит в сон. Очень сильно. За окном шумит дождь. Убаюкивает.
Нужно попросить сестру не перекладывать дневник…
23 ноября
Сегодня увидел дневник с самого утра. Завтрак был вкусный. Снова пришлось вычеркивать лишние фразы. Их почти столько же, сколько и в первой записи. Ничего, скоро все наладится.
Солнце светит прямо в мое окно – для него не существует решеток. В клинике все окна с решетками, для безопасности очень многим должен и не всегда пациентов.
На обороте обложки, она из кожи, приклеена фотография. Я помню ее полностью, всю, до мельчайших деталей. Мне даже не надо смотреть на нее, чтобы увидеть блики света на волосах Лизы, ее любимую синюю кофту, ту тетрадь, что она держала в руках. А вокруг цветы и растения, словно и не в Москве мы. И здание странное. Я потом так и не смог найти это место, когда ходил по тому парку. А Лиза нашла его безошибочно, и безгубый рот с острыми зубами Заим нашел.
А фотография еще с чуть примятым уголком, и на обороте Лиза когда-то написала дату, наши имена, там, на обороте, ее почерк. У меня остались многие ее вещи – последние несколько месяцев мы жили у меня, и ее брат часто приезжал в гости.
Они родные по отцу, я это помню. А мать Лизы умерла года два назад – попала под машину – и сразу насмерть. И брат ее, Ричард, всегда такой самоуверенный, наглый – как же они находили общий язык, я не знаю. Лиза рассказывала, что у него какие-то проблемы. Он играл. Много и на большие суммы. И «серьезный разговор» Лиза хотела вести на эту тему. Но я не знаю подробностей. Только моя Лиза очень боялась, что однажды «Ричард проиграет что-то-там-не-помню-что ценное и не сможет расплатиться. А Ричард горяч и способен на любую глупость». Я знаю – всему виной Ричард.
Но не понимаю, как именно все произошло.
И не бывает так, чтобы кто-то один все видел, а другие нет.
Дневные процедуры очень утомительны. Нужно идти в другое крыло больницы, а еще там есть и другие люди. Они странные, сумасшедшие. Одни смотрят на меня и смеются, другие молчат, но их взгляд пробирает до костей. Третьи с виду нормальные, но рассказывают, как по ночам летали с феями. Я в психиатрической клинике, и это страшно.
И Лизы со мной нет.
Мне хочется спать.
Надо не забыть написать в дневник завтра. Или когда проснусь.
24 ноября
За вчерашний день я только два раза написал что-то странное. Провалы в памяти – потому что я не помню, чтобы думал такое.
Всю ночь видел во сне фотографию. Я держал ее в руках, а кто-то черный и уродливый, как то чудовище, отрывал от фотографии кусочки. Он не трогал меня, а отрывал кусочки от Лизы. Начал он с левого ботинка.
Я утром проверил – фотография цела. Но я проснулся, потому что кричал. Прибежала сестра и сделала укол. А сейчас почти вечер – я спал весь день, наверное. Мне тяжело сейчас и снова хочется спать.
25 ноября
Через два часа приедут родители. Они вернулись из Нью-Йорка, папа там собрался договор какой-то заключать. Когда я попал в полицию, он примчался из Франкфурта очень быстро и вытащил меня. Но, как он потом сказал, мне не собирались предъявлять обвинение. «Потерпевший» просто посоветовал «полечить голову». А я жалею, что не убил его.
Я только ради мамы согласился на лечение, чтобы она успокоилась, потому что она все время плакала после того, как я попал в полицию. Она закусывала губу, чтобы не плакать, но я видел, что когда никто толпа была такой плотной, люди стояли так близко не смотрит, она сидит в спальне у окна – там широкое окно, почти во всю стену – и все время подносит платок к глазам.
Я говорил с врачом, он приехал к нам домой и спрашивал меня, зачем я напал на того мужчину, знаком ли я с ним, зачем я разбил стекло его машины. А я не смог промолчать, я рассказал все. Тогда он вышел к родителям, а потом они зашли ко мне и сказали, что доктор сумел определить, чем я болен. Он назвал это параноидальным бредом и посоветовал хорошую клинику, где можно обследоваться и вылечиться. Но я не болен, я так и ответил родителям, а мама снова начала плакать, и я согласился. Со мной в первый раз говорили три врача, сначала вместе, потом по очереди. Они писали в блокнотах чудовище начало двигаться какие-то свои закорючки. Я пытался шутить, но, наверное, не очень весело, потому что после Лизы уже нет ничего веселого. Лизы со мной больше нет, и ее никогда не будет, я верю в злой рок. Полиция не нашла ничего странного во всем этом. Но они не видели. Никто, кроме меня, не видел того, что произошло на самом деле.
