Талисман спустился во двор, сзади доносился смех воинов, слушающих Друсса. Лин-цзе подошел к нему.
— Мне следует быть там, Талисман, — со своими людьми на стене.
— Нет. — И Талисман велел ему отобрать сорок человек среди воинов других племен. — Ты будешь командовать первым запасным отрядом, Горкай — вторым. — Талисман изложил Лин-цзе план действий Друсса.
Молодой воин прошел мимо них, направляясь к северной стене, и Талисман окликнул его:
— Эй, как тебя звать?
— Ши-да.
— Ты ведь был другом Квинг-чина?
— Да.
— Я видел, как тебя вчера ранили — в живот и в грудь.
— Раны оказались не так глубоки, как я опасался, и лекарь меня вылечил. Я снова могу сражаться.
— И тебе совсем не больно?
— Больно. Швы тянут. Но я все равно пойду к своим Летучим Коням.
— Дай-ка мне взглянуть на твои раны. — Талисман отвел воина в тень и усадил на стол. Ши-да снял свой козий кожух. На бинте вокруг пояса виднелась кровь. Воин начал разматывать повязку, но Талисман удержал его: — Не тревожь, уж очень хорошо завязано. Сражайся храбро, Ши-да.
Воин угрюмо кивнул и зашагал прочь.
— Чего это ты? — спросил Лин-цзе.
— Все раненые нынче вернулись на стены. Этот поэт — просто чудотворец. Я видел, как ранили Ши-да, — и мог бы поклясться, что клинок проткнул его чуть ли не насквозь.
— Думаешь, он нашел Глаза Альказарра? — прошептал Лин-цзе.
— Если так, я отберу их у него.
— Ты, помнится, говорил, что они нужны Друссу?
— Друсс — воин, которым я восхищаюсь от всего сердца, но Глаза принадлежат надирам. Они связаны с нашей судьбой, и я не позволю гайину взять их.
Лин-цзе положил руку на плечо Талисмана:
— Если мы останемся живы, брат, а ты захочешь забрать Глаза у Зибена, ты сам знаешь, что из этого выйдет. Друсс будет драться за них. Он не тот человек, который испугается превосходства сил. И нам придется убить его.
— Значит, мы его убьем, хотя бы это разбило мне сердце.
Талисман налил воды из каменного кувшина, выпил и пошел вместе с Лин-цзе к свежепостроенной стене за воротами. Из тени вышла Ниоба и юркнула в лазарет.
Зибен сидел там с Зусаи. Они смеялись, и Ниоба рассердилась, сама не зная отчего. Чиадзийка была стройна, красива и одета в белый шелк, расшитый перламутром. Между тем голубая рубашка Зибена, которую Ниоба так и не снимала, была перепачкана кровью раненых и пропотела насквозь. Зибен, увидев Ниобу, расплылся в улыбке, перешел через опустевшую комнату и обнял ее.
— Ты просто фея, — сказал он, целуя надирку.
— Что она здесь делает? — спросила его Ниоба.
— Пришла помочь нам с ранеными. Иди поздоровайся с ней.
Взяв Ниобу за руку, Зибен подвел ее к Зусаи, но той стало явно не по себе под пронзительным взглядом надирки.
— Мне следовало предложить свою помощь раньше, — сказала Зусаи. — Простите меня.
— Помощь нам не нужна, — заявила Ниоба. — Поэт — искусный лекарь.
— Не сомневаюсь в этом. Но я тоже умею лечить раны.
— Она нам пригодится, — вставил Зибен.
— Не нужна она мне здесь.
Зибен удивился, но не подал виду и повернулся к Зусаи:
— Вам лучше переодеться, госпожа. Кровь испортит этот прекрасный шелк. Возвращайтесь к нам, когда бой начнется.
Зусаи склонила голову и вышла.
— Что это с тобой? — спросил Зибен Ниобу. — Ревнуешь, голубка?
— Я тебе не голубка, и вовсе я не ревную. Не понимаешь ты, что ли, зачем она явилась?
— Чтобы помочь — так она сказала.
— Тебе грозит большая опасность, поэт.
— От нее? Вот уж не думаю.
— Не только от нее, дуралей. Каждый надир знает историю о Глазах Альказарра, волшебных камнях. Талисман думает, что ты нашел их, и я тоже так думаю. Некоторые раненые вчера были при смерти, а сегодня вышли на стены.
— Чепуха. Просто они...
— Не лги мне! Я слышала, что сказал Талисман. Если, мол, камни у тебя, он их отберет, а если Друсс вступится, они убьют его. Отдай камни Талисману — тогда все будет хорошо.
Зибен сел на отчищенный добела стол.
— Не могу, любимая. Друсс дал обещание умирающему, а Друсс — это человек, который живет согласно своему слову. Понимаешь? Но и я тебе обещаю, что не оставлю камней у себя. Если мы останемся в живых, что сомнительно, я отвезу их в Гульготир, вылечу Друссова друга, а потом верну их Талисману.
— Он тебе не позволит. Потому он и подослал эту женщину — чтобы следила за тобой, как змея. Не исцеляй больше умирающих, поэт.
— Я должен. Волшебство для того и существует.
— Теперь не время быть слабым. Люди в бою всегда гибнут. Они ложатся в землю и питают ее. Ты понял? — Она заглянула в голубые глаза поэта, и ей стало ясно, что она не убедила его. — Глупец! Глупец! Хорошо, не давай им умирать. Но лечи не до конца, чтобы они не уходили отсюда. Слышишь?
— Слышу, Ниоба. Ты права. Я не могу допустить, чтобы Друсса убили из-за них. — Он с улыбкой запустил пальцы в ее темные волосы. — Я люблю тебя. Ты свет моих очей.
— А мне от тебя одно горе. Ты не воин и весь мягкий, как щенок. Такого любить нельзя.
— Но ты все-таки любишь, правда? — Он прижал ее к себе. — Ну, скажи.
— Нет.
— Ты еще сердишься на меня?
— Да.
— Тогда поцелуй меня, и гнев пройдет.
— Я не хочу, чтобы он проходил, — сказала она, вырываясь. За стеной пропел боевой рог.
— Снова начинается, — вздохнул Зибен.
Готирская пехота разделилась на три отряда человек по двести в каждом. Друсс присмотрелся — только два отряда несли с собой лестницы.
— Третий пойдет к воротам, — сказал он неизвестно кому.
Позади пехоты выстроились в две шеренги больше пятисот пеших улан — они стояли без копий, с саблями наголо. Забил барабан, и войско медленно двинулось вперед. Друсс почувствовал страх в людях рядом с собой.
— Не думайте о том, сколько их, — сказал он. — Главное в том, сколько у них лестниц, а их и тридцати не наберется. Только тридцать человек могут влезть на стену зараз, остальные будут без толку толочься внизу. Много-то их много, но из-за одного этого бояться не стоит.
— А ты ничего не боишься, воин? — спросил Нуанг Ксуан.
— Ты что тут делаешь, старикан? — с ухмылкой обернулся к нему Друсс. — Ты ведь ранен.
— Я крепок как волк и силен как медведь. Много ли еще до моей сотни?
— По моему счету, больше девяноста.
— Э-э, ты, видно, плохо считал.
— Держись поближе ко мне, Нуанг, — тихо сказал Друсс, — только не слишком близко.
— Я буду здесь до конца, и вокруг меня вырастет гора мертвых готиров.
Вражеские лучники выбежали вперед и осыпали защитников стрелами. Те пригнулись, прячась за зубцами, никто не пострадал. Барабан забил быстрее, топот бегущих ног заглушил дробь. Лестницы грохнули о стену. Воин слева от Друсса хотел встать, но Друсс пригнул его вниз.
