Напоследок Тим уложил поверх своей хижины крест-накрест два больших паруса, углы их приколотил к большим бочкам с жиром, сами бочки оттянул подальше, закрепил в снегу. Таким образом, от каждой стены протянулось что-то вроде косого тента — это хоть немного должно защитить от ураганных ветров. Одно дело, если вьюга ударит по прямо стоящей стене, и другое — если прошелестит по наклонной поверхности: парусина будет мягко парировать удары воздушной стихии.
Затем Тим долго работал лопатой, засыпая стены снегом. Из рассказов Егора он помнил парадоксальное свойство этого материала — он был неплохим утеплителем, его охотно использовали на родине Егора для утепления палаток и охотничьих легких домов. Вот пусть и здесь послужит тому же. Сил полностью закопать свое жилище у Тима не хватило — иначе до темноты не управиться. Но ветер сам поработает на благо пленника льдов — сам наметет потом. Надо лишь дать ему зацепки — вот и черпала лопата блоки ноздреватого, слежавшегося снега, разбрасывая по парусине комками.
Вырезав в парусине проход, Тим завесил его с двух сторон одеялами, утепляя самую уютную лазейку от стужи. Затем долго возился с дымоходом. Пришлось вырезать в парусине на потолке отверстие, затем надевать на трубу кусок жести, прихватывать его к парусине медной проволокой. Конечно, как ни старайся, потери тепла в этом месте будут значительными. Но ничего не поделаешь — огнеупорного утеплителя у Тима нет. В камбузе дымоходы выходили через обложенные кирпичом оконца, но здесь подобного не сделать. Ну, может, и можно было как-то сделать, но Тим не знал как.
Уже начинало смеркаться, а он все еще не обжился. Да и намерзся до синевы на холодном ветру — все, надо заканчивать это дело. С мелкими недоделками он без проблем покончит завтра.
Натаскал в хижину дров, занес одежду и бочку с бумагами, подвесную койку, продукты, посуду, бочонок жира. Все, надо закрываться: чем меньше бегаешь туда-сюда, тем меньше тепла выпустишь из жилища.
На потолочные брусья подвесил пару светильников — жир ему можно не экономить, уж этого добра на «Клио» у него много. Зажег печку, набросал в нее мелко наколотых досок — пусть сразу даст жару. Присев перед ней, подкидывал дровишки по мере выгорания. Вскоре кристаллики льда на парусине потускнели, по доскам застучали первые робкие капли. Вскоре они переросли в дождь — как ни вытрушивал Тим из парусов замерзшую воду, все равно осталось много.
Капель полностью прекратилась лишь часа через два, да и то стены понизу все еще были мокрыми, а сверху сыроваты. Тим подвесил возле печки койку, а на протянутых под потолком канатах расположились одежда и одеяла — пускай сушатся. Часть он, правда, уже подсушивал в котлах салотопки, но все равно влаги сегодня набрались, да и поверху тряпье теплее будет.
Даже сейчас, в еще не просушенной хижине, было настолько тепло, что можно не сидеть в куртке. Печка вела себя хорошо — не дымила, не пускала искр из поддувала, жесть, предохраняющая парусину от контакта с дымоходом, нагревалась, но не опасно. Тим был доволен: это тебе не ночлег над салотопкой в жалкой палатке, где даже выпрямиться в полный рост невозможно. Все же удачно, что в такую переделку он попал на китобойном судне: отправляясь в долгое автономное плавание, они запасались всем необходимым на целый год, в том числе и комплектами запасных парусов.
Ночевал с комфортом — уже не на досках, а в подвесной койке, под тремя одеялами. Если бы не вши, вообще благодать была бы. Эти кровососы, видно, тоже по теплу скучали — накинулись на Тима, будто никогда в жизни не ужинали.
Ночью он просыпался трижды. Один раз — чтобы подбросить дров, два других раза — не по своей воле. Ветер, очевидно, вызвал подвижку ледового поля, и где-то неподалеку трещало так, что и мертвый бы встал. Второй раз проснулся из-за громового треска прямо в хижине. Сперва, спросонья, перепугался, вообразив, что трещина начала возникать прямо под полом жилища. Но потом быстро успокоился — это всего лишь лопнул от жара раскаленной печи перемороженный булыжник.
* * *Ветер не утих и на следующий день. Не сказать, чтобы он задувал слишком уж сильно, но находиться при этом снаружи было очень некомфортно. Но Тиму деваться-то некуда — он до темноты перетаскивал к своей хижине все, что только мог перетащить. Треск льда, услышанный ночью, его сильно обеспокоил. Того и гляди еще раз треснет, и попрощается Тим с «Клио» окончательно. И заодно с запасами дров и жира. Транспортные операции он чередовал с работой по утеплению хижины — продолжал засыпать стены снегом.
Перед полуднем достал квадрант, провел измерения. Сравнил со вчерашними значениями — расхождений не было ни малейших. Значит, он работает с инструментом правильно, и, кроме того, лед, на котором он находится, стоит на месте: если и есть подвижки, то незначительные, ниже чувствительности измерений. Правда, оставалось маловероятное предположение, что льды эти движутся строго по одной широте, меняется лишь долгота, которую Тиму определить затруднительно. Но он в подобное не верил.
Вечером, проверив бумаги капитана, развешанные под потолком, убедился, что они окончательно высохли. Пришло время подумать о будущем серьезно.
Изучив последние записи в вахтенном журнале, Тим обнаружил, что в последние три дня перед крушением капитан действительно не мог определить координат корабля. Солнца и звезд не было — он лишь предполагал, что «Клио» движется с той же скоростью и в том же направлении. В принципе, изучая карту капитана с отмеченным на ней курсом, Тим убедился, что если бы судно действительно продолжало идти все эти дни строго на юг, то до паковых льдов добраться бы не успело — на это ушло бы не меньше недели. Вряд ли течение вдруг усилилось настолько, что скорость выросла более чем в два раза. Тем не менее, корабль все же затерло льдами, значит, он как-то ухитрился до них добраться.
Как?
Ответ на карте был. Единственный способ добраться до льдов за столь короткое время — уклониться от курса к западу. Очевидно, «Клио» затянуло в струю, которая доставила его к узкому полуострову замерзшего материка. Будто клюв, он выдавался далеко на север, стрелочки, обозначающие направление течения у берегов, сильно противоречили друг другу или вовсе отсутствовали. Очевидно, теплое течение, умирая у берегов этой холодной земли, выписывало такие причудливые пируэты, что картографы оказались бессильны. Тим сомневался, что здесь проводились слишком уж дотошные географические изыскания, но и полной лапидарностью карта не страдала. Может, границы паковых льдов здесь и обозначены приблизительно, но вот участки, где исследовательские корабли достигали берегов, закартированы достаточно прилично, местами даже с указанием береговых ориентиров и промерами глубин. Кое-где были нанесены даже объекты в глубине материка — явно срисованные с источников Древних, а Древним можно доверять побольше, чем нынешним исследователям.
