— Шанни? — с беспочвенной надеждой спрашиваю я. Да мало ли какие духи бродят здесь! И почему я решаю, что это — непременно моя Верная?
Но довольный смешок обжигающей волной света подтверждает мою догадку.
— Здравствуй, Ал'эра, — звонкий девичий голос врывается сумятицей в мой разум. — Хотя пожелание здоровья в нашем состоянии больше смахивает на утончённое издевательство, не так ли?
— У всех мёртвых одна реакция на это слово? — вырывается прежде, чем я успеваю подумать.
Нахожу в себе силы поднять глаза и не отрываясь смотреть на неё. Моя Шаннея по-прежнему прекрасна, она как и раньше задорно улыбается и готова рассмеяться по любому поводу. Но в наполненных несуществующим светом глазах плещется… мудрость?
— Не ожидала увидеть тебя… здесь.
— Если признаться, — она лукаво склоняет голову, — я тоже. Особенно так рано.
Молчим. Я не знаю, о чём можно говорить с ней. Я и раньше с трудом отыскивала темы для разговора: Верная была готова днями трепаться о своих романах, я разглагольствовала о различных заклинаниях. Сейчас нам тем более не о чем говорить.
— Прости, — набравшись храбрости, всё-таки говорю ей это.
— За что? — простодушно удивляется девушка.
— За то что предала, — покаянно начинаю перечислять свои прегрешения перед ней. — Не последовала за тобой сразу. Терпела, отмахивалась от собственной совести, находила себе оправдания, — замираю, не решаясь признать за собой самое страшно — отказ от неё, от её памяти. — Приняла вторую связь Верности.
— Но… — лицо Шаннеи кажется мне… ошарашенным. За вуалью сияния это тяжело увидеть. — Это же прекрасно!
В смятении поднимаю взгляд.
— Я ослышалась?
— Нет.
Задумываюсь, пытаясь анализировать ситуацию. Верная смеётся над моим вытянувшимся лицом.
— Неужели ты думаешь, что всё своё посмертие я страдаю от разрыва клятвы? — насмешливо интересуется она. Честно признаться, я именно так и думала. Она лишь качает головой. — Делать мне больше нечего, кроме как над своим чувствами релаксировать. Сама-то сильно из-за оставленной Верной переживаешь?
Не сразу понимаю, о чём идёт речь.
— У меня просто не было выбора, — начинаю сбивчиво и путано оправдываться. — Она была шансом возрождения Ордена!
Шаннея лишь отмахивается от моих слов, как от надоедливых мух и ностальгически вздыхает:
— Неужели, когда я была человеком, тоже могла долго страдать из-за всяких пустяков? Даже не верится…
Возмущённо задыхаюсь. ЭТО — пустяк?! А что же тогда тут им не является? Разум услужливо выдают одно единственное слово, и я вынуждена успокоиться. Действительно в смерти свои правила, и перед мёртвыми раскрываются пути, неведомые живым. Может, стоит тогда отбросить всё связанное с жизнью?
Верная с лукавой покровительственностью следит за моими мыслями, словно я их в слух проговариваю. Поймав мой подозрительный взгляд, она печально качает головой.
— Эх, Ал'эра, Ал'эра, ты всегда слишком крепко держалась за всё, связанное с жизнью, и тебе будет не легко разучиться мыслить её категориями.
Схватив меня за руку, Верная тащит меня вперёд и вверх, если направления имеют здесь какой-либо смысл. Ветра услужливо подхватывают нас на свои беспёрые крылья. Сквозь их ликующе-торжественную песню доносится голос Шаннеи:
— Не узнаёшь? Это — наши сёстры! Мы становимся ветром, становимся свободными! Это мечта любой из сестёр!
— Что ж, я никогда не была образцовой Чародейкой, — пытаюсь мрачно отшутиться, откреститься от своих ощущений. В полёте по несуществующему небу слишком чёток и болезнен контраст между царящей здесь легкокрылой беззаботной радостью и моей замкнутостью, закостенелостью мышления, эгоцентризмом. Они не будут подстраиваться под меня, независимо от того, что я была Магистром. Сколько ещё более величественных Чародеек свободны здесь от своих обязанностей?
— Не мучь себя, — ласковый совет пропет мне ветром, который был моей матерью. И я отказываюсь от своих мыслей и чувств, позволяю ветрам нести меня туда, куда им вздумается. Приходит истинное понимания Бега С Ветром — единение с нашими павшими. Ведь нам не нужны летописи, чтобы помнить.
— Тебе надо было родиться птицей! — смеётся Верная эхом своего голоса. Встревоженно оглядываюсь, но она ещё здесь.
Снова на Грани. Осознание этого не радующего факта оформляется в тихий измученный стон. Впрочем, на этот раз воскрешение мне не грозит.
Верная так стремительно оказывается рядом, что я не замечаю её движения. Невесомые руки ложатся на плечи.
— Если ты так цепляешься за жизнь и её предрассудки, почему бы тебе не жить хоть как-нибудь? — Она тепло и уверенно смотрит мне в глаза, и я понимаю, что отказать ей не смогу никогда.
— Только не уходи, — осторожно прошу я, но она всё равно лишь улыбается.
— Мне лучше быть с сёстрами, летать ветром, смеяться и петь, что скоро наш клан возродится. А ты присмотри за своей Верной.
Не могу удержаться от ядовитого злого смешка.
— Как?
Мечтательно прикрытые глаза, улыбка, танцующая на чувственных губах, ощущения ветра в человеческом теле.
— Ты найдёшь способ, — уверенно обещает Шаннея, будто говорит о чём-то обыденном и незначительном. И я ей верю.
Бросив на моё сумрачное лицо насмешливый озорной взгляд, она бросается мне на шею, порывисто обнимает и довольно смеётся. Она — само воплощение детской безудержной радости, которой не нужны причины и которую так легко омрачить.
— Ради меня, ладно? — умильно просит Шаннея. — А я буду твоим персональным ветром!
Грустно смеюсь, глядя на её тающую фигуру. Лёгкое разочарование, что даже в смерти мне нет покоя… Впрочем, усталости тоже уже нет. Впереди дурная бесконечность, и почему бы не провести хотя бы пару десятков лет с пользой и удовольствием?
Не задерживаю Шаннею глупыми просьбами, пытающимися восстановить хрупкую иллюзию, тщательно мною созданную. Ей будет лучше среди других свободных ветров. Быть ветром — кто из Чародеек не мечтал об этом?
Только те, кто не был птицей.
С мрачной предвкушающей улыбкой оборачиваюсь в сторону Жизни. Конечно, вселиться в тело и жить снова у меня не получится. Так я и не собиралась.
Ведь гор-раздо интересней быть напоминанием о самой себе, эдаким символом, ни к чему не обязывающим, ни чем не обязанным. Но способным видеть, слышать и думать.
В конце концов, у стрелы просто не может не быть цели.
Пожилая женщина с суровым лицом и уставшим, опустошённым взглядом третий день сидит в каюте рядом с изящной молодой девушкой, вероятно, своей внучкой. И тёмные волосы Кэты, и ранняя седина в шёлке волос Риды неприятно удивляют моряков, про себя считающих эту пару порождениями тьмы.
