Тулага, еще раз внимательно оглядевшись и убедившись, что Уги-Уги поблизости нет, обошел Пушку. Тланч Сив, держась за его локоть, семенил сзади.
По бокам от влажно поблескивающего тела в полу были овальные отверстия, накрытые шершавым стеклом. За ними открывалось нечто странное. Удивленный Тулага сделал еще шаг, и картина в стекле мгновенно сдвинулась, что-то мелькнуло за ним...
– Линзы! – объявил Траки Нес. – Вернее, э... Гиперлинзы.
Ощущая беспорядочное движение в воздухе вокруг себя и пока не понимая, что является его причиной, Гана сел на корточки, присматриваясь. За овалом открывались облака, край острова... и все это он видел с высоты шагов в сто. Он мог различить даже листья на торчащей откуда-то сбоку ветке.
– Вроде подзорной трубы? – спросил Гана, поднимая голову.
– Или прицела! – подхватил Нес. – Во второй линзе другая картина. Наверное, оружие нацелено на то, что находится между двумя этими участками.
Тулага выпрямился, продолжая то и дело настороженно оглядываться – Уги-Уги мог в любое мгновение вынырнуть откуда-нибудь, – обошел Пушку и посмотрел в другую гиперлинзу.
И увидел Да Морана.
– Он нацелил ее на Суладар.
– Точно! – подтвердил Нес. – Э... малыш. Когда она выстрелит?
– Когда нажрется, – ответил Тланч-Кавачи, опасливо косясь на прижатое к полу пещеры длинное тело.
– Но она же не ест. Челюсти иногда двигаются и царапают пол, но я не вижу, чтобы они отправляли что-то в рот. И как ею управлять? Да, и где... Юноша, э, Гана... А что, если она выстрелит прямо сейчас?
Тулага поднял голову. Все вокруг неслышно гудело, пространство мелко дрожало. Казалось, в воздухе медленно накапливается напряжение, и когда величина его достигнет предела, произойдет взрыв, землетрясение, ураган... или выстрел.
– Прямо сейчас и плюнет, – заверил Сив.
– Но... А если бронг? Его щупальца достаточно сильны и...
– Поднимайтесь! – велел Гана, услышав это. – Быстрее. Облетите гору снизу и щупальцами сдвиньте ее хвост. Направьте его куда-нибудь в сторону, за Орбитиум или в океан...
– Да-да! – вскричал Нес. – Правильно. Я бегу!
Он поспешил в другой конец пещеры, где было отверстие коридора, по которому они спустились сюда, и быстро исчез из виду.
Сидящий на корточках подальше от сестры Тланч Сив с любопытством и страхом наблюдал за происходящим. Когда стих топот ног, Тулага, стоя на гиперлинзе, прислушался. Источником непонятного напряжения была, без сомнения, Пушка. Он достал крон, оглядел – пистолет все так же подергивался – и приложил к уху. Сунув обратно в кобуру, замер. Монотонный глухой голос говорил что-то – в нем присутствовали вздорные, истеричные интонации, он будто жаловался на жизнь и одновременно кому-то угрожал, иногда принимался плакать, а иногда визгливо покрикивать... Гана уставился на подрагивающие челюсти. Говорила Пушка. Но происходило это будто в иной реальности, хотя занимающей тот же объем пространства, что и пещера.
Были и другие голоса. Тихие, просительные или требовательные, они, казалось, принадлежали существам куда более мелким и слабым – словно подданным королевы муравейника...
Все, кроме одного. Глухой угрюмый мощный глас доносился откуда-то снизу, издалека, будто кто-то спал, повиснув в глубине облаков, и бормотал во сне нечто угрожающее. Он был самым сильным – единственный, который не подчинялся Энтропийной Пушке.
Гана вновь достал пистолет, положил его на ладонь, вытянув руку, встал лицом к Арме.
Он закрыл глаза. Постояв так немного, прищурился, глядя в дальний конец пещеры... На ладони, почти повторяя контуры крона, но все же не полностью совпадая с ними, проступило что-то полупрозрачное: там лежал зверек с жабрами на спине, чье сознание теплилось мягким блеклым светом. Он что-то жалобно говорил. А на месте Пушки, вытянув длинный хвост, возникла огромная не то ящерица, не то чешуйчатая птица, с большой, необычайно странной мордой. И еще дальше, полускрытые витающими в пространстве световыми сгустками – клочьями смысла, образами и картинами, населяющими Канон, – появились другие существа, совсем маленькие или побольше, и все они обменивались сигналами, все были подчинены Королеве Арме. Кроме того огромного, мощного, злобного, что неподвижно висел в облаках, придавленный каким-то грузом...
Подняв крон, Тулага выстрелил в свод пещеры. И увидел: за мгновение до того, как извергнуть из горла световую спицу, зверек в его руке втянул пастью пространство, засосав в себя несколько пролетавших мимо световых клочков, а после выстрела, когда дротик ушел вверх, жабры на его спине шелохнулись, выпустив наружу другие клочки – алые и кроваво-красные, с хищными очертаниями.
Затем видение поблекло, голоса смолкли, стены и своды пещеры потеряли прозрачность.
– Муравейник, – сказал Гана, пряча крон в кобуру.
Тланч Сив вопросительно поднял голову, и он повторил:
– Это как муравейник. Только... ну, разбросанный по всему пространству. Все это живое оружие, которое создало... Как ты сказал? Сознание Шантар?
– Шантар, да-да, – закивал Сив.
– Все живое оружие, созданное в мире Шантара, связано друг с другом. Или почти все. Но... как они разговаривают? Через Канон? И Пушка – что она ест? Мне показалось...
– Она идеи сосет, – ответил Тланч-Кавачи. – Из Канона, из него. Вытягивает оттуда их эту... Энергию их – и в себя... Жрет. А потом выпускает другие идеи, когда выстрелит. Но меньше. И злые. Сожрет десять, выплюнет две или три. Опасные такие, сердитые.
– А чей это голос? Который снизу идет?
Сив испуганно всплеснул руками.
– Это братец!
– Еще один братец?
– Нет, он самый большой! Он даже сильнее Пушки. Она его боится, его все боятся! Он любимый сын Шантара. Он – старшенький.
Гана вернулся к гиперлинзе, встал возле нее на колени. Если смотреть строго сверху, она показывала один из островов Суладара – Пушка была нацелена на него, – но если наблюдатель хоть немного двигал головой, внизу все сползало на сотни или тысячи шагов, там проносились земли и облака, картина смазывалась и замирала вновь, показывая совсем другой ландшафт.
Перемещаясь вокруг гиперлинзы, то ложась на нее, то выпрямляясь во весь рост, Гана сумел разглядеть Цепь – увидел даже головы тхайцев на Командирском острове, – Таиты, Салион. Нашел портовую бухту, где они обнаружили айклит похитителей. Затем усиленный гиперлинзой взгляд скользнул дальше: пролив Боранчи, южная оконечность Змеедана... Тулага замер, вглядываясь. Медленно, чтобы не сместить картину в стекле, опустился на колени и сощурился.
Вдруг он ощутил, что висящее в воздухе напряжение достигло предела, словно большая тяжелая глыба, которую кто-то с неимоверными усилиями вкатывал на гору, наконец очутилась на вершине и застыла там, перед тем как с грохотом устремиться вниз по второму, почти отвесному склону. Пушка насытилась.
