Я вдруг ощутил умиротворенность и подумал: «Я выиграю. Сегодня, по крайней мере, я выиграю». — И вот тут в голове зазвенели колокольца. Громче, чем всегда. Я почувствовал, что голова у меня разрывается. Парк-авеню замерцала передо мной и я подумал: «Боже, а ведь она нереальная. Парк-авеню нереальная, и все остальное тоже. Гигантская декорация. Весь Нью-Йорк — рисунок на заднике, а что находится за ним? Да ничего. Абсолютно ничего. Одна лишь темнота».
Потом ощущение реальности вернулось. Мелодия в голове начала утихать… утихать… смолкла. Я зашагал дальше, очень медленно. Как человек, идущий по тонкому льду. Боялся, что вывалюсь из этого мира, если надавлю на тротуар сильнее, и окажусь в темноте. Я знал, что все это какой-то бред, тогда я это знал, но знания не всегда помогают, не так ли?
— Не всегда, — Эдди вспомнил о тех днях, когда баловался героином в компании Генри.
— Не всегда, — согласилась Сюзанна.
— Не всегда, — кивнул Роланд, подумав о Иерихонском Холме. Подумав об упавшем на землю роге.
— Я прошел один квартал, потом два, три. Опять начал думать о том, что все будет хорошо. Да, я ощущаю во рту дурной вкус, да, я могу видеть вампиров третьего типа, но я к этому приспособлюсь. Особенно, с учетом того, что вампиры третьего типа не засекают меня. Я их видел, они меня — нет, словно мы находились по разные стороны стекла, которое пропускает свет только в одну сторону. Но в тот вечер я увидел кое-что похуже, гораздо хуже, чем эти вампиры.
— Ты увидел того, кто действительно умер, — сказала Сюзанна.
Каллагэн повернулся к ней. На лице читалось крайнее изумление.
— Как… как ты…
— Я знаю, потому что побывала в Нью-Йорке посредством Прыжка, — ответила Сюзанна. — Мы все побывали. Роланд говорит, что это люди, которые или не знают, что они умерли, или отказываются с этим смириться. Они... Как ты их называл Роланд?
— Бродячие мертвяки, — ответил Роланд. — Их немного.
— Но и немало, — Каллагэн вздохнул, — они знали, что я их вижу. На Парк-авеню мужчина без глаз и женщина без правых руки и ноги, с обожженным телом смотрели на меня так, будто думали, что я могу… ну, не знаю, вернуть им жизнь.
Я побежал. Бежал долго, потому что пришел в себя на углу Второй авеню и Девятнадцатой улицы, сидел на бордюрном камне, опустив голову, тяжело дыша.
Какой-то старичок подошел, спросил, все ли со мной в порядке. К тому времени я уже успел отдышаться и ответил, что да. Он сказал, что в таком случае мне бы лучше подняться. Менее чем в двух кварталах патрульная машина, она приближается к нам и меня могут загрести, если увидят сидящим на бордюрном камне. Я посмотрел старику в глаза и ответил: «Я видел вампиров. Даже убил одного. Я видел ходящие трупы. И вы думаете, что меня испугают два копа в патрульной машине?»
Он попятился. Предложил мне держаться от него подальше. Сказал, что хотел лишь оказать мне услугу и вот, мол, что он за это получил. «В Нью-Йорке, — воскликнул он, — ни одно доброе дело не остается безнаказанным», — и, разъяренный, потопал прочь.
Я расхохотался. Встал, оглядел себя. Рубашка вылезла из брюк. Сами брюки к какой-то краске. Я, конечно, понятия не имел, где успел в нее вляпаться. Я огляделся и, спасибо всем святым и грешникам, увидел, что совсем рядом бар «Американо» Потом я выяснил, что в Нью-Йорке их несколько, но тогда решил, что он перенесся сюда из сороковых годов, что спасти мне жизнь. Я вошел, сел на стул в конце стойки, а когда подошел бармен, сказал: «Ты для меня кое-что припас».
— Неужто, приятель? — спросил он.
— Да, — кивнул я.
— Тогда скажи, что именно, и я принесу.
— «Бушмиллс»,[36] — ответил я, — а поскольку ты держишь его для меня с прошлого октября, почему бы тебе сразу не налить двойную порцию.
Эдди передернуло.
— Плохая идея.
— В тот момент мне казалось, что это лучшая идея всех времен и народов. Я мог забыть Люпа, перестать видеть мертвяков, возможно, даже перестать видеть вампиров… москитов в образе человеческом.
— К восьми вечера я напился. К девяти сильно напился. К десяти нализался до чертиков. Смутно помнил, как бармен вышвыривает меня за дверь. Наутро проснулся на скамейке в парке, под газетным одеялом.
— Возвращение в исходную точку, — пробормотала Сюзанна.
— Ага, леди, возвращение в исходную точку, ты права, и я говорю, спасибо тебе. Я сел. Подумал, что моя голова сейчас расколется. Опустил ее между колен, а поскольку она не взорвалась, вновь поднял. Старуха сидела на скамье в двадцати ярдах от меня, обычная старуха, в платке на голове, кормила воробышков из бумажного пакета с орешками. Только синий свет гулял по ее щекам и лбу, вырывался изо рта и прятался в нем при, соответственно, выдохах и вдохах. Одна из них. Москит. Ходящие трупы исчезли, но я по-прежнему мог видеть вампиров третьего типа.
Вроде бы опять следовало напиться, но возникла одна маленькая проблема: отсутствие денег. Пока я спал под газетами, кто-то обчистил мои карманы, так что в бар путь мне был заказан, — Каллагэн улыбнулся. Криво, невесело.
— В тот день я нашел «Менпауэр». Нашел и на следующий день, и днем позже. Потом напился. Так и пошло. Три дня я работал трезвым, обычно разнорабочим на стройке или грузчиком на складе какой-нибудь большой компании, потом напивался до поросячьего визга, а следующий день приходил в себя. После чего цикл повторялся. Все лето 1976 года, которое я провел в Нью-Йорке. И везде, куда бы я ни пошел, мне слышалась песня Элтона Джона «Кто-то сегодня спас мне жизнь». Не знаю, была она популярна в то лето или нет, но я слышал ее везде. Однажды работал пять дней подряд в «Коури муверс». Пять дней без выпивки — то был мой июльский рекорд. На пятый день бригадир подошел ко мне и спросил, не хочу ли я работать у них постоянно.
— Не могу, — ответил я. — В моем контракте с «Менпауэр» черным по белому записано, что я целый месяц не могу поступать на постоянную работу в другую компанию.
— Да брось ты, — отмахнулся он. — Все плюют на это дерьмо. И знаешь, что я тебе скажу, Донни? Ты — хороший парень. И мне представляется, что ты можешь не только затаскивать мебель в фургон. Как насчет того, чтобы подумать об этом вечером?
— Я подумал, а размышления, как обычно в то лето, привели к выпивке. Так что я оказался в каком-то маленьком баре неподалеку от «Эмпайр-Стейт-Билдинг», потягивал виски и слушал Элтона Джона: «Ты почти вонзила в меня свои коготки, не так ли, дорогая?» А когда оклемался, обратился в другую компанию, где людей тоже нанимали на один день, но никогда не слышали о гребаной «Коури муверс».
Слово «гребаной» Каллагэн буквально выплюнул, что свойственно людям, которые крайне редко прибегают к ругательствам.
