— У Рогатого мыса. Знаете?
Колин кивнул. Я тоже уже знала. Так не нашла бы, но Колин рассказал. Где‑то в десятке–двух перестрелов от замка, даже больше, была бухточка. Всем хороша, но рифов там было много. И в том числе — мыс, выдающийся в море двумя бычьими рогами. За то и названа была.
— Знаю. Откуда ты узнал, что Ройла в замке нет?
— Сказали. Еду‑то мне отсюда носят, дважды в день. Ройл распорядился. Вот и шепнули, что уехал он.
— Просто носят? И вопросов не задают?
— С лойрио тут не спорят, знаете ли…
— Знаю. Идем со мной…
— Нет, лойрио. Если меня здесь увидят — это верная смерть.
— Но сюда ж ты прошел…
— А то вы потайных ходов не знаете, лойрио? — хитро прищурился человечек.
— Я — знаю, — Колин усмехнулся. — А ты…
— И ваша мать их тоже знает. Она хоть и плоха, да в сознании.
— Насколько…
— А насколько может быть больная женщина, которую почти не кормят, избивают и издеваются, — вдруг резко бросил человек. — Пойду я, лойрио. А к закату буду вас ждать у мыса.
Колин кивнул.
— Как тебя зовут?
— Джек Сайен.
— Я этого не забуду, Джек…
— Деньги не забудьте, — бросил мужчина и ушел, а Колин развернулся и отправился в свою комнату. Там он упал на кровать, не выпуская меня, я дернулась — и оказалась на свободе.
Перекинулась и прильнула к Колину.
— Он не лгал.
— А ты чувствуешь вранье?
— У людей запах меняется, когда они врут. Это важно?
— Очень. Зай, если моя мама жива…
— Все может быть. Кто туда пойдет?
— Возьму всех своих людей.
— А если это засада? Подвох?
— А если она жива?
Больше он ничего не сказал, но я и так все поняла.
Если он не пойдет — никогда себе не простит. Потому что предать своих родителей так же мерзко, как и предать своих детей. Исключения бывают в любом правиле, но не здесь и не сейчас. Колин любил свою мать — и всей душой желал ей помочь. Мечтал, чтобы она оказалась жива.
Могу я встать между ним и матерью? Даже если сердечко сжимается, чувствуя неладное?
Могу.
Только вот он мне никогда не простит.
Остается только идти вместе с ним и надеяться на лучшее. Почему я не волк, не медведь… я бы могла его защищать… если бы Колин еще принял от меня такую защиту!
Слишком гордый…
Таким я его и люблю. И что бы нас ни ждало — мы пойдем вместе.
Шакр, десятник стражи.
От новостей я в восторг не пришел.
— След Ройла еще не остыл, а этот откуда‑то все знает?
Колин пожал плечами.
— он сказал, что шепнули. И он не лгал, Корт.
— Поэтому вы сунете голову в пасть змее?
— а если она жива?
— а если уже нет?
— Корт…
И так смотрел этот щенок… Четырехликий! Все равно ведь пойдет! Даже зная, что на смерть! И я за ним пойду…
А что тут скажешь?
— Подождите. Надо людей собрать, кольчуги надеть…
— Часа за два управишься?
— Да. Хватит времени?
— К вечернему отливу туда как раз поспеем.
Колин ушел, а я пошел собирать людей.
Ну что я за дурак?!
Верность… а, какая разница?
Семи смертям мимо пройти, одной до меня доползти… зато уйду человеком и честь моя будет не замарана. Колин не отступится, а я его не брошу…
Эх, Филип, тебя бы сейчас сюда. Или короля с его двором…
Чего нет, того и не будет.
А мы все равно выживем!
Колин.
Копыта Обмылка отбивали четкую дробь. Конь нес меня по прибрежной гальке, а мне в ритме скачки слышалось только одно слово.
Ма–ма.
Ма–ма, ма–ма, ма–ма…
Неужели ты и правда жива?!
Родная моя, мамулечка… все бы отдал, лишь бы это было правдой. Потому что тогда груз вины, давящий на мои плечи станет чуть легче?
Нет, потому что ты просто жива.
Все бы отдал за возможность увидеть тебя еще раз, поговорить, прикоснуться…
Бухта надвинулась внезапно. Укромное это место. Тихое… Скалы загораживают.
И пятнышко белеется в отдалении. Джек…
Я направил коня к нему. Обмылок, чувствуя мое нетерпение, сорвался в галоп, за мной пришпорили коней остальные, подлетели, спешились…
— Ну?
— Идемте, лойрио.
Я спрыгнул с седла, снял Заюшку… как я хотел оставить ее дома! Отказалась.
Сказала, что может быть полезна — и продемонстрировала жив–траву. Мало ли, вдруг маму лечить потребуется сразу же…
Спорить с ней у меня не получилось. Действительно, мало ли…
Следом за мной спешился Шакр, подозрительно огляделся…. нет, стрелков тут посадить было решительно негде.
Я направился к Джеку.
— Пришел?
— И деньги принес.
Я тряхнул небольшим мешочком.
— Что‑то маловато, — прищурился Джек.
— Не бойся, в накладе не останешься. Там побрякушки — они дороже стоят.
— Толку мне с них, коли скажут — краденые?
— А я бумагу написал. Что дарю тебе — и опись приложил. С такой тебе к любому ювелиру ход будет. Нет у меня с собой столько монет…
— А ты бы в мой тайник залез, как твоя мамаша тупая, — голос говорившего дрожал от ярости.
Я обернулся.
Рыло…
Видимо, они где‑то прятались… и то, давно я тут не был. Мысли пронеслись в голосе одной приливной волной.
Джек — предатель. Или его выследили, неважно.
У Рыла два десятка людей, у меня всего шесть.
Стрелков не посадил, хочет убить сам или взять живьем?
И то и другое равно плохо для меня, хотя второе чуть лучше. В свою девочку я верил, она найдет способ и помочь и отомстить за меня. А значит — умирать надо так, чтобы пред предками стыдно не было.
Страшно?
Нет, вот страха я не испытывал. Только всепоглощающую белую ярость.
— Ну, со свиданьицем, — усмехнулся я — а где ж труп твоей девки? В море кинул?
Ройл зарычал.
— Это ты ее убил, гнида мелкая!
Я пожал плечами.
— Не убивал. Тебя бы убил, а с бабами не воюю. Я не ты.
— Это верно, ты, глупый щенок!
— А ты — старая мразь. Мучить беззащитную женщину, — я высказывался от души, не выбирая выражений. — Тварь бесплодная. И Дайрин твоя наверняка не от тебя понесла. Слизняки — они с людьми детей иметь не могут, так что старайся, не старайся…
— Ублюдок! — выдохнул Ройл, глядя мне прямо в глаза. И я понял — сейчас меня будут убивать. Пощады ждать не придется. Ссадил с плеча Зайку — пусть хоть она уцелеет. Беги, любимая. Больше я ничего не смогу для тебя сделать.
Меч сам собой выскользнул из ножен.
Он опытнее и сильнее.
Но сдаваться я не стану. Скрестилась, зазвенела сталь…
