Ознакомительная версия.
Захлопотали служанки — старая и молодая. Принесли теплой воды, бинтов, еды и питья; принимать гостей здесь умели и любили.
— Через лес? Ночью?! Ах, Император свидетель, вас же могли загрызть тошаки…
— Кто?
Служанки принялись объяснять, и Варан узнал много нового о жизни и повадках своих ночных обидчиков. Выяснилось, что на когтях тошаков всегда полным-полно заразы, поэтому Варана заставили выпить чуть ли не бутыль горького противоядия — оно же средство от воспалений. Прошло полчаса от момента, когда он переступил порог; из уголка обеденного зала, где Варана лечили и потчевали, видна была входная дверь. Никто не вошел. Никто не вышел.
— Вчера у вас остановился постоялец, — сказал Варан, наконец справившись с необъяснимой дрожью, с внезапным страхом. — Вечером… Пришел из Новолесок, ну, где живет кум вашего хозяина…
Служанки переглянулись.
— Вчера? — задумчиво сказала старая. — Вчера у нас никто вроде не вселялся. А?
И посмотрела на молодую. Та решительно покачала головой:
— Вчера, добрый человек, только съехал один поутру… такой старичок приветливый. За номер платить не стал, всю ночь вот здесь просидел, внизу, пиво потягивал… А утром съехал. А вселяться — нет, не было, чтобы вчера…
— Так тот и был, который привет передал от хозяйского кума! — вдруг вспомнила старая. — Он позавчера пришел, а вчера поутру съехал, ты, верно, о нем спрашиваешь?
— Нет, — сказал Варан. — Вы перепутали. Тот, о ком я говорю, вчера только утром вышел из Новолесок и подался к вам. Если вчера он был еще в Новолесках, как он мог быть и у вас тоже?
Служанки переглянулись, на этот раз уныло.
— Не можем мы знать, добрый человек, — строго сказала старая. — У хозяина спросите, если нам не верите. Наше дело такое — подай-прибери, а отчетов мы не держим…
И обе удалились, обиженные.
Хозяин, поначалу глядевший кисло, сильно приободрился при виде императорских радужных купюр. Бережно спрятал десятку в нательный пояс:
— Да, от кума мне привет был, как раз позавчера вечером. Старичок, видно, в деньгах стеснение испытывал, я хотел его бесплатно поселить — ну, все же от кума… Но он не захотел. Всю ночь сидел, пил, прямо как молодой — глаз не сомкнул… А утром встал и ушел, бодренький — аж завидно. Да, вчера и ушел, ровно сутки назад. Куда?
Хозяин призадумался.
— За реку. Точно, за реку. Еще спрашивал, какая плата на мосту… А за рекой одна хорошая дорога — на Ровенки, туда мы девку свою в прошлом году замуж выдали. Славный городишко, и дороги каменные. Туда и ушел…
Ни о чем не думая, Варан заплатил за комнату и за обед. Поднялся к себе, упал на скрипучую кровать — и заснул без снов до следующего утра.
* * *
У него оставалась еще слабая надежда, что ошиблись юные обитатели Новолесок. Что суета строительства перепутала в их головах дни и ночи, и «вчера» казалось им таким же близким, как «сегодня».
На другой день после полудня он прибыл в «славный городишко» Ровенки и отыскал след бродяги в доме скучающей вдовы, о которой соседи говорили, что она «сказками кормится». Вдова в самом деле охотно пускала на ночлег бродяг — затем, чтобы они развлекали ее историями о своих похождениях. Варан был вне конкуренции — вдова охала и ахала, слушая об Огненной земле, уставленной конусами вулканов и накрытой тучами пепла, среди которых висят расписные шары, надутые горячим воздухом. На закате там небо бордового цвета, силуэты вулканов — темно-синие, шары — разноцветные; земля то и дело трясется, проваливаясь трещинами, и население целых поселков спасается в воздухе — в корзинах огромных шаров…
Вдова требовала рассказывать еще и еще, и Варан рассказывал о Побережье, где стоят исполинские замки, жилые и покинутые, и где живут мохнатые твари, называемые просто «скотинками», — очень опасные в дикой стае и самые верные друзья, если удается какую-нибудь приручить. Варан рассказал, как сам приручил скотинку, и как та прошла с ним полмира, и как погибла, спасая ему жизнь; вдова плакала, не стесняясь слез.
Выяснилось, что накануне у нее тоже был постоялец, и тоже забавный, но тот рассказывал куда меньше: все спать почему-то хотел. Когда это было? У нее, вдовы, есть календарь на стене — каждый день отмечен, на прошлое и на будущее, не забыть ничего и не напутать, — вот, четыре дня назад. Старичок такой седенький, с усами, всю Империю прошел, а сейчас идет на юго-восток — на Побережье, говорит, еще раз на море посмотреть охота… Она, вдова, все бы бросила, съездила бы на море хоть раз, да лавка у нее, работники, заказы, колбасы…
Она говорила, Варан улыбался и кивал головой. Ему казалось, что он камень, брошенный с обрыва, — летит и летит, все ниже и ниже, и дна не видно. Не видно дна…
* * *
Он не оставил преследования, ставшего явно безнадежным. Он шел, расспрашивал, находил дома, где останавливался бродяга пять дней назад и шесть дней назад; расстояние во времени доросло до недели и больше не увеличивалось — даже если Варану случалось сбиться с пути. Он возвращался и находил след, и снова оказывалось, что между ним и бродягой — неделя…
Однажды в полдень он увидел в небе крыламу. Для здешних краев это была невидаль, почти сказка — крестьяне на полях задрали головы, тыча в небо пальцами с удивлением и страхом. Варану птица показалась дурным знаком, почти знамением, и он не ошибся. В селении, куда он пришел под вечер, никто и слыхом не слыхивал ни о каком бродяге.
Варан стучался в каждый дом. На него смотрели, как на сумасшедшего, и собирались гнать дубинами. Варан вернулся до перекрестка и свернул направо, дорога привела его на хуторок, где никто не понимал, о чем он говорит. Какой такой путник?
Днем он снова увидел крыламу — на этот раз она летела низко, не то патрулируя, не то высматривая что-то на земле. Варан спрятался в роще у дороги и не осмелился выйти из укрытия, пока крылама не убралась прочь. Вечером он развел костер в овражке, поужинал куском хлеба с колодезной водой из фляги и подвел итоги.
Надо было вернуться в поселок, где в последний раз видели бродягу. Поселок лежал как раз в том направлении, куда улетела крылама; можно было, конечно, допустить, что визит редкой государственной птицы никак не связан с деятельностью Подставки — но тот, кто в такое поверит, не любит себя.
Сколько лет прошло, думал Варан, глядя в огонь. А он все не может угомониться. Все не может поверить, что я уже умер.
Страшно представить, что он для меня приготовил — после стольких-то лет унизительно бесполезных поисков…
Он подмостил дорожный мешок под голову и лег, укрывшись курткой. Закрыл глаза. Река и дороги, перекрестки, селения возникли в темноте, будто нарисованные на темном листе пергамента.
Ознакомительная версия.
