Скиф на сидящих на диване даже не взглянул. Он бесшумно прошёл комнату, встал напротив Кира, но на почтительном расстоянии. На Андрея взглянул рассеянно — так, новый элемент в оформлении интерьера, не самый интересный.
Андрей не обиделся. Некогда. Да и прав Скиф. Чёрный Кир сейчас требовал больше внимания.
Пальцы Кира разжимались неспешно, но даже разжатые, они здорово напоминали когти. И они дрожали от чудовищного напряга. А потом Чёрный Кир медленно поднял голову. В свете живых огней тускло блеснули не привычные тёмные глаза, а нечто белесовато-мертвенное, как будто Чёрный Кир умер и гниль в первую очередь коснулась его зрачков. И чем больше Андрей глядел в эти белёсые глаза, тем в большее впадал оцепенение. Как на хорошо смазанном шарнире, голова Чёрного Кира повернулась — и вот уже в его глаза не надо смотреть, они сами впились в ещё живые глаза Андрея. Почему-то под контролем этого искажённого от напряжения лица Андрей, наоборот, расслабился.
Всё становилось проще. Какие там чувства, переживания… Мы — они. Охотники — законная добыча… Приятный холодок начал тушить жар внутри. Машинально пройдясь ладонью по лбу, он почувствовал под мокрыми от пота пальцами заледеневшую кожу.
Андрей знал, что умирает. Знал, во что умирает. Внутри ещё что-то живое слабо ныло, но холод перерождения глушил дурацкое нытьё и торжествовал: "На этот раз я не отщепенец в команде хозяина! Я равный ему в обличие живой смерти!" И Андрей про себя лишь сетовал, что его-то перерождение идёт слишком долго. Команда уже — знал он — в том же состоянии, что и Чёрный Кир.
Боковым зрением увидел: огромная тень шатнулась к нему. К ледяному затылку словно раскалённый железный прут приложили. Скиф. Какого чёрта ему надо? Это его ладонь на затылке. Андрей протестующе зарычал, но с места сдвинуться не смог. Не давало оцепенение, сопровождающее перерождение. Второй ожог! Вторая ладонь Скифа упёрлась в его грудь. "Встань, заступа, вкруг мира человеческого!.." Два сжигающих потока от ладоней Скифа встретились в районе лёгких, влились во все жилы и согрели Андрея, а заодно прочистили мозги. И восприятие. Только он начинал смотреть на мир из каких-то теней, будто из-за множества тёмных, но прозрачных занавесей, и не смотреть, а подглядывать, — как его выдернули из этих сумеречных теней — и снова в тёплой уютной комнате. И всё, вроде бы, хорошо, да вот ноги подкашиваются, и хочется или плакать, или сладостно бить кого-то, кто повинен в ужасе происходящего.
И огромное чувство облегчения с примесью горечи: "Я человек, но я опять чужой среди ребят".
А Чёрный Кир встал и, не глядя ни на кого, вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь.
И тогда-то Скиф велел ехать к перекрёстку близ старого кладбища и ждать там Вадима.
Андрей не сразу понял насчёт Вадима. Вот же он, Вадим, сидит около отца Дионисия! Взглянул — и выругался сквозь зубы. Не переборщил ли колдун? Теперь понятно, из-за чего психанул Чёрный Кир, из-за чего ушёл в сумеречный мир. В кои-то веки доверился — обманули…
… Вокруг колёс мотоцикла метёт позёмка. Серая — потому как пыльная. Мятые обрывки газет подпрыгивают, кувыркаются. Нехотя переваливаются камешки чуть крупнее песчинок. Два-три окурка затесались в небольшой пока вихорёк, но напор воздуха маленький, и они то и дело падают и, помотавшись на месте, замирают до следующего порыва странного, своевольного миниторнадо.
А возле бордюра, в чёрной тени, распластались уже три пакета: два драных, чёрных, и один целёхонький, плотный, цветной. Последнему труднее прятаться: только сожмётся — тут же и тянет развернуться во всю ширь.
… Ниро… Пса вдруг передёрнуло. Так сильно, что Ниро оступился с придорожного бордюра, куда только что с превеликой неохотой поставил лапу. Но для пса оступь стала незамеченной случайностью, "по сравнению с мировой революцией". Ибо он резко развернулся и сначала лишь быстро пошёл, а затем уже помчался пулей к придорожному кафе.
Даже не прислушивался, даже не принюхивался.
— Ниро, ты куда?!
Внутренняя тревога, снедавшая и Вадима, лишь поверхностно выплеснулась в его машинальном оклике, поскольку задал он риторический вопрос уже на бегу…
…Андрей вздрогнул. Ладони, лежавшие на ребристом руле мотоцикла, внезапно сдавило. Пока ещё удивлённо и отстранённо, он следил, как чёрные мягкие тряпки прикручивают, приматывают кисти рук к рулю.
— Что за чертовщина…
Движение на руках закончилось. Он подёргал ладони — тщетно, не удавалось даже мышцы напрячь… Ничего не понимая, он нагнулся к локтю левой руки вытащить зубами метательный нож. Он ещё с тем же недоумением позволил себе себя же похвалить, что во время разговора с Вадимом снял шлем и теперь может хотя бы в таком положении дотянуться хотя бы до такого оружия.
Мгновенно упавшая тьма отрезала Андрея от мира, оглушила его, ослепила и полностью перекрыла дыхание.
Боевики Чёрного Кира сидели на мотоциклах и безучастно наблюдали, как умирает, задыхаясь в пакете, Саид.
Мотоцикл свалился в первые же секунды конвульсий. Вместе с хозяином его заносило и заносило направленно спешащим мусором.
… Меч здесь точно не нужен. Заворачивая за остановку, Вадим знал, что несчастье произошло с Андреем.
Боевики, не шелохнувшись, стояли на месте — жуткие статуи жуткой ночи. Мельком глянув, Вадим убедился, что с их стороны препятствий не ожидается, и грохнулся на колени перед мусорной кучей, из которой торчало колесо. Без раздумий сунул руку туда, где, предположительно, мог находиться Андрей. Ниро, глухо рыча, раскапывал с другой стороны.
Пальцы Вадима наткнулись на твёрдое. Сразу сориентировавшись, он попытался вытащить неподвижное тело, ухватившись за рубаху на груди Андрея. Невероятная тяжесть и движение мотоцикла подсказали где-то на подсознательном уровне — наверное, на уровне инстинкта, что человек и машина, неизвестно по какой причине, но взаимосвязаны. В панике Вадим бросился искать эту "взаимосвязь", но вовремя отказался от поисков.
Мусор. Значит — пакет. Значит — удушение.
В шевелящейся груде мусора он на ощупь отыскал голову Андрея и, сам задыхаясь от бешенства и злобы, попытался отодрать пакет от лица. Но пакет так прилип к коже, что пальцам ухватиться было не за что.
И Андрей такой тёплый и такой неподвижный.
А пальцы всё скользили по такой же тёплой плёнке, уже точно приросшей к коже…
Вадим на коленях откинулся назад и дико и яростно — не веря, что так может, — закричал в пустое чёрное небо.
45.
— Пошёл к чёрту со своими ребятами! — ещё раз сказал Вадим, изо всех сил стараясь говорить нормальным, ровным голосом, а не прерывистым, как после хорошего плача с воплями, которые больше приличествуют сериальным девицам-истеричкам.
