Догадались. Сцепили зубы и отправились искать добычу попроще. А заодно — лелеять обиду.
Нион могла прекратить пререкания, организовать учёт, выделить долю… Если б не сидела в шатре королевского советника и не созерцала сокровище. Главную добычу. Ту, что принесёт богине. Закатное солнце красило полоски, что остались от шатра, в королевский красный цвет. Всадники Риса, занимая лагерь, иссекли ткань мечами, чтоб проверить, не спятался ли кто внутри. Втоптали в землю, ища ценностей. Но книгу в недрагоценном окладе то ли не заметили, то ли не поняли, что это и чего стоит!
Под невзрачным переплетом бычьей кожи всё те же понятные буквы, непонятный язык. На сей раз — знакомый. Латынь. Первый порыв — плясать, радоваться, показать всем. Второй — сунуть под плащ, чтоб никто не увидел. Нион вздохнула. Старательно подстелила остатки ткани, чистой стороной вверх. Села на пятки. Раскрыла книгу ещё раз. «Ammianus Marcellinus. Res gestae». Кажется, она слышала это имя и это название. Его Неметона произносила. Когда разбирали поражение короля Мейрига в Приграничном сражении. И переводила: «Деяния». Книга захлопнулась, и Нион бегом побежала — регистрировать долю богини в трофеях дня.
* * *
Встреча с любимой женщиной у Гулидиена не задалась. Казалось бы — всё, как надеялся. Победа за спиной, за окном королевского погоста, маленького, на раз переночевать при ежегодном объезде владений — ликующий Кер-Нид. Жители ещё не начали возвращаться, но ополчение веселится. Вскрыты все закрома, которые вывезти не успели. Епископ на проповеди сказал: «Ныне мы празднуем не только Рождество Спасителя нашего, но и возрождение римской славы!» Не ждал от иноземца. Хотя — у него саксы друга убили. Так люди и роднятся с землёй — через кровь. Свою, родную да дружескую. Зато битву иначе, чем Рождественским сражением, уже не называют. У Немайн тоже горе, а потому, верно, и хитрые чары все рассыпались.
И вот, вместо доброй встречи, в ответ на приветствие — только обвинения! Украл у войска Брихейниога победу и славу. Того, что она не потеряла ни одного человека, Кейндрих в расчёт не берёт. И с глазу на глаз бычится через стол, да требует долю добычи. Не только взятое на беглецах, но и половину от взятого на поле боя. Его боя! Где сам чуть голову не сложил!
Созвали военный совет. При легатах стало хуже. Принцесса заявила, что её войско положило больше саксов. Что выглядело похожим на правду. Голов точно отсекла больше. Так будь дело в похвальбе, можно бы и уступить. Нет! На основе этого делался вывод: раз Гулидиен сам понёс потери, и убил меньше саксов на своего павшего, чем Кейндрих, то она — лучший полководец. Значит, соединённым войском должна командовать она. Все слова о том, что драться с храброй армией и рубить неспособных даже бежать недобитков — разные вещи, как от стенки горох отскакивали. Скоро Кейндрих объявила, что претензия на титул короля Британии — несбыточная дурость, и на её поддержку Дивед может не рассчитывать. Союз останется, раз уж приговорён Советом Мудрых, но верховное командование она требует для себя. Либо — пойдёт отдельно. Король развёл руки и попытался объяснить, что так оскорбить сражавшуюся и победившую армию он не посмеет. В ответ — насмешливое фырканье. Ничем не помог и Кейр. Новый принцепс. Хотя пытался. Припомнил, что Гулидиен, так или иначе, король. Кейндрих же только наследница. Пусть и перевалила на себя большую часть отцовской работы. Но рассудить — не взялся. Свалил на Сенат. Заложил колесницу — и отправился в Кер-Мирддин, голосование проводить. Значит — два дня туда, два обратно. Да ещё сколько прозаседают. Будь жив Дэффид, у него и влиятельные люди прямо в войске б нашлись. Хотя и полегло старшины без счёта. Все одоспешенные, все в первом ряду рубились. Главные же потери оказались именно среди первого ряда. Зато те, что остались — сенаторам седьмая вода на киселе. Разом взлетевшие против любых ожиданий. Тут короля осенило. Как легатов взамен убитых назначал — поставил каждого над отрядом из людей не его клана. Из военной целесообразности да убыли в больших людях, а как иначе?
Такой легат не столько перед воинами заискивал — случись чего, всё одно своего выберут, — а королю в рот смотрел. И вот свеженьким и зубастым Кейр, вышло, вслух сказал, хоть и иными словами: вы никто. По обычаю — прав. А на деле? Похожую пощёчину получили и легаты Брихейниога. И всю ночь пели в уши принцессы. Результат — наутро требование изменилось. Кейндрих заявила, что с учётом потерь, да за вычетом гленцев, что подчинены не диведской короне, а британской, незанятой, у неё войско больше. Потому командовать ей. Тогда Гулидиен не выдержал и грохнул по столу кулаком:
— Наши потери — твоё опоздание. Ты явилась на пять дней позже договорённого. Тащилась неделю — а туда же, командовать. Вон, Немайн такой же путь за два дня проделала!
— Немайн, — прошипела Кейндрих, — себе дороги сжала. А мне — растянула! Наверняка.
— Особенно построив мост! Так что вся твоя великая победа — тоже её. Переправляйся ты паромом, убила б дня три. И отведала не отбитой свинины, кабаньих клыков!
Кейндрих принялась хватать воздух, как вытащенная из воды рыба. Продышавшись, начала говорить — спокойно, медленно.
— Говори что хочешь. Здесь — место победы. Моей победы. И я тронусь с места только когда твоя армия мне подчинится. Не нравится — воюй один. Я от союза не отказываюсь, но не отдам своих людей под начало мяснику.
Встала и вышла. Даже дверью не хлопнула.
За ней потянулись её люди. Один обернулся.
— А если сенаторы решат неправильно, мы их того. Отзовём!
Так что теперь король сидел, обхватив голову руками, и пытался размышлять. Может, вообще распустить армию? До весны и подкреплений с континента Хвикке снова не сунутся. Скорей же всего, разгрома им хватит года на два-три — переселенцев с континента ждут земли, дочери и вдовы павших в Рождественском бою.
От перенапряжения голову Гулидиена спас шум за окном. Громкий, мерный. Короткий взгляд не показал ничего, кроме стены соседнего дома. Тут и брат в дверях нарисовался. Поманил пальцем. Король, накинув плащ, шагнул через порог — и остолбенел. Вдоль центральной улицы Кер-Нида выстроилась всё войско Диведа, до послебнего обозника. Вьются иссечённые сттелами «Драконы». Грохочут мечи и топоры по умбонам.
— Армия не призна́ет иного верховного короля Британии, кроме тебя, и ничьего командования, кроме твоего! — торжественно возгласил Рис. — Я как магистр конницы, передаю просьбу и требование всех благородных воинов войска: веди нас дальше, король и брат мой! На Северн! На Темзу! К восточному морю!
— На Северн! На Кер-Глоуи! На Лондиниум! — В такт щитам гремят слова.
