- Верю. Ты причинил мне боль, могильщик. Причинял мне каждый раз, когда трахал прошлую настоятельницу, сорокалетнюю бабку. Думаешь, я ничего не видела и не понимала? Но теперь ты мне заплатишь. Я выросла и стала настоятельницей, как это и было задумано. Теперь я здесь заправляю. И всё будет так, как скажу я. Да, моё детское чувство к тебе прошло. Но я помню ту боль.
- И что ты предлагаешь? – простонал Чёрный могильщик. Он вот-вот готов был потерять сознание.
- Я знаю всё. Я видела Виллиту, видела твои чувства к ней. Но об этом позже, слишком уж ты слаб, чтобы сейчас разговаривать. А теперь открой рот, я принесла тебе зелье.
- Подожди... Мои перчатки. Мне нужны мои перчатки...
- Я уже отправила послушницу. Не дёргайся.
Велион раскрыл рот, собрав всю волю и все крохи сознания, оставшиеся в нём. Но когда в его глотку хлынуло что-то тёплое, вонючее и горькое, сознание всё-таки покинуло его.
Стена была ледяной. Велион едва брёл, его ноги подкашивались, и ему приходилось опираться на стену, чтобы продолжить свой путь. Но холод каменной кладки был настолько сильным, что обжигал ладони. Могильщик отрывал руку от стены, делал шаг вперёд и, понимая, что ни разу не ступит дальше без поддержки, снова опирался о стену.
Раньше это была пустыня. Теперь стена. Одна. Вокруг ничего, только стена, высокая и бесконечная. И он брёл дальше, надеясь, что она куда-нибудь выведет его, уповая на этот ориентир... и понимая, что это бессмысленно. Бессмысленно идти. Бессмысленно надеяться...
Он шёл.
- Уже лучше, - сказала Марва. – Нагноение на ранах прошло, лихорадка спала. Ты выкарабкаешься.
- Надеюсь, - коротко ответил Велион. Его голос всё ещё дрожал, но стал куда твёрже, чем был раньше. Да и то, что он самостоятельно мог принимать сидячее положение, радовало.
- Ты быстро выздоравливаешь. Прошло всего две недели, как ты пришёл ко мне.
Две недели... Могильщик облизал пересохшие губы. Это чертовски много. Он прикончил Олистера восьмого сентября. К рассвету десятого добрался до какой-то деревни, где сумел продать кинжал и оплатил коновала. Проспавшись и едва придя в себя к пятнадцатому, собрался идти к ближайшему могильнику – лечение и постой в таверне стоили ему практически всех денег, вырученных с продажи кинжала. Но уже на третий день пути понял, что если не получит квалифицированной помощи, умрёт: раны загноились и опухли. Почти четыре дня ушло на то, чтобы добраться сюда, до храма Мёртвой Матери. Итого – сейчас шестое октября, вставать на ноги ему ещё как минимум пару недель. Пусть Марва вернула ему перчатки, денег у него нет, зимовать не на что, да какое зимовать – ему и до ближайшего могильника добраться будет не на что. Судя по всему, эта зима станет для него последней.
- О чём задумался, Чёрный могильщик? – тихо спросила Марва, наклоняясь к нему.
Велион угрюмо глянул в лицо новой настоятельницы. Она была некрасива – маленький тонкогубый рот, острый подбородок, чересчур высокий лоб, плоская, как доска. Но её глаза... Огромные, почти такие же чёрные, как и у самого могильщика. Они будто горели. Даже прикрытые тяжёлыми веками с длинными ресницами, её глаза полыхали, будто освещая лицо и красивые изгибы бровей. Этот огонь был недобрым, тёмным. Наверное, эти глаза и позволили стать Марве настоятельницей: в храме Мёртвой Матери молились богам ночи, давно покинувшим своих почитателей. Но храм стоял. И сюда до сих пор обращались за услугами. Отравить соперницу, приворотить мужчину, извести плод, не важной свой или чужой. Здесь жили ведьмы, но куда более высокого класса, чем обычные деревенские бабки: помимо знания трав жрицы владели магией. Но об их магии могильщик ничего не знал, да и не хотел.
- Ну, так и? – произнесла настоятельница.
- Думаю о том, что все ваши старания зря.
- Ошибаешься. Ты не встанешь на ноги неделю, ещё две понадобится, чтобы ты окончательно пришёл в себя. А потом я возьму с тебя плату. Обескровливание слабит, а крови твоей я потребую много. Ты вряд ли покинешь этот храм раньше весны.
- Но...
- Никаких но. Ты хочешь жить, могильщик?
Велион отвёл взгляд. Когда он заговорил, его голос звучал устало:
- Не знаю...
- Чёрный могильщик собственной персоной, - хихикнула рыжеволосая жрица, с которой Велион столкнулся в дверях бани. – Как здоровье?
Могильщик промолчал и попробовал шагнуть дальше, опустив глаза, и нервно кутаясь в покрывало, но стоящая в дверях жрица его не пускала. Она была практически раздета, мощный бюст едва прикрывало тонкое полотно. Силы возвращались к Велиону, возвращалось и желание. Да, всего воспоминания и грёзы были только о Виллите. Но он был ещё не так стар, как ему казалось, и инстинкты брали своё. Поэтому он старался не выходить из своей каморки: большая часть из живших здесь восемнадцати послушниц были молоды и красивы. Это только в сказках ведьмы старые и страшные бабки. Сказках, которые, наверное, придумали женщины, чтобы их мужчины не ходили в поисках недобрых красавиц по лесам. Но и в сказках есть доля правды: никто не мог гарантировать, что встретивший ведьму молодец уйдёт от неё живым. А уж что с ним ведьма сделает, вынет и съест печень и сердце или пустит их на зелья, дело десятое. Но на лучшую в своей жизни ночь бродяга мог рассчитывать с большой вероятностью. Если, конечно, ведьма любит мужчин, а не других ведьм, что встречалось чаще.
- Ну, язык проглотил? – весело спросила русоволосая, и не собираясь выходить из дверей. Покрывало, в которое она была закутана, насквозь промокло, и распаренное тело буквально просвечивало сквозь него.
- Лучше, - сглотнув, сказал тотенграбер.
- Настолько лучше, что пялишься на красивых женщин, а?
- Не на столько, - раздался рядом ледяной голос Марвы.
Русоволосая ведьма фыркнула и, отодвинув могильщика со своей дороги плечом (в меньшей степени) и бюстом (в степени куда большей), зашлёпала босыми пятками по тропе к домикам, где жили младшие жрицы. Велион непроизвольно проводил её взглядом и только после нашёл глазами настоятельницу. Она стояла на крыльце заднего хода монастыря. Из одежды на ней так же было только покрывало.
- Или я зря прервала её? – ещё более холодным голосом спросила Марва.
- Нет, - покачал головой могильщик. – Но ты же говорила, что там никого нет.
- Эта мелкая засранка ждала тебя, за что получит розог. Иди, тебе никто не помешает.
Сгорбившись, Велион вошёл в предбанник. Сбросив покрывало и штаны, он тяжело вздохнул и открыл дверь в баню. В лицо ударил горячий пар, наполненный ароматами мёда, хлеба и разных трав. Могильщик не очень любил горячую баню, но на дворе уже почти ноябрь, а долгое лечение так его доконало, что казалось, будто эта короткая прогулка по двору проморозила его насквозь. К тому же, помыться в кой-то веки самостоятельно было не менее приятно.
