— Вы все лжете, — сказал командор пленным, которые на коленях стояли перед ним. Он бросил взгляд на Павека, стоявшего в стороне, и начал говорить склонненым перед ним головам, находившимся где-то на высоте его бедра. — Мое имя — Командор Джавед из Урика, и я даю вам слово, как командор, что мы ищем только одного мужчину, халфлинга с белокурыми волосами и шрамами раба на лице. Он совершил преступление в Урике, и он ответит за него. Никому другому бояться нас не надо. Мы не повредим ни вам, ни вашим семьям, ни вашим домам, если вы выдадите преступника, за которым мы пришли. И вы поможете нам — поймите это. Живые или мертвые, один из вас приведет нас к вашим домам. Ну, кто из вас сделает это?
Голос командора был совершенно спокоен и ровен за все время его короткой речи. Просто глядя на него или слушая его твердый голос, халфлингам было трудно понять, о чем же он говорит и чем им грозит — при условии, что они действительно не понимали его слов на общем языке. И именно это впечатление халфлингы постарались передать: никто из них не захотел добровольно стать проводником темпларов.
Павек, глядя со стороны, прекрасно знал, что будет дальше.
Он увидел, как два халфлинга вздрогнули, когда командор пригрозил им некромантией, которой «славились» темплары Урика. А третий опустил глаза, когда командор предложил кому-нибудь стать добровольцем. Хотя некромантия была намного более сложным заклинанием, если невозможно было занять силу у Хаману, Павек верил, что командор не стал бы угрожать просто так, если бы у него не было средств действительно осуществить свою угрозу. Он также верил, что один из темпларов заметил реакцию халфлингов, и уже сообщил о ней командору. Его не волновало, когда убивали в бою врага, который стрелял в него отравленной стрелой, но осудить на смерть и даже на нечто худшее мужчину только за то, что он не захотел предать свою родину и свою семью, это кое-что такое, что сам Павек не мог сделать.
Как Руари и говорил ему, когда они спорили в саду Экриссара, у него была удобная совесть.
Долго ждать ему не пришлось. Темплары манипула не хуже него уловили реакцию всех четырех халфлингов на речь командора. Командор схватил единственную женщину из группы, не из-за ее пола — решил Павек — но потому что она невольно старалась держаться поближе к одному из мужчин. Когда темплары любого ранга и из любого бюро хотели от устрашения быстрых результатов, они обычно выбирали самого слабого в паре, если видели пару.
Пока один из темпларов держал женщину сзади, а второй прижал меч к ее пульсирующему горлу, Командор Джавед вынул из своего рюкзака свиток. Он сломал тяжелую черную печать и начал читать слоги того самого некромантического заклинания, которое, по мнению Павека, Король-Лев должен был бы использовать на нем самом в Кодеше. Когда он дошел до середины заклинания, темплар, державший меч у горла женщины, слегка надрезал ей кожу острым как бритва лезвием меча.
Женщина отреагировала на боль и на собственную теплую красную кровь, капли которой сочились по ее одежде, не больше, чем на слова командора, но это зрелище было уже слишком для того мужчины, который стоял на коленях рядом с ней. Он прыгнул на ноги.
— Пожалейте ее, и я отведу вас в нашу деревню, — сказал он на чистейшем уличном языке Урика.
Его товарищи халфлинги, включая женщину, чью жизнь он пытался спасти, посыпали быстрыми словами на своем щелкающем птичьем языке. Женщина получила еще один надрез на шее; на двух оставшихся халфлингов посыпались сильные удары рукоятками мечей. Темплары не терпели в других того предательского поведения, которое они с таким успехом практиковали в своей среде.
— А белокурый халфлинг со шрамами? — спросил Джавед.
Предатель развел руками. — Такого не знаю.
Длинная рука Джаведа махнула, халфлинг получил могучую затрещину и полетел на своих возмущенных товарищей.
— Мы знаем, что он прошел здесь, — прогрохотал командор. — Я узнаю правду, из твоего рта или из ее. — Он потряс свитком, который все еще держал в правой руке и опять начал читать слоги.
С рукой, прижатой к окровавленному рту, халфлинг бросился на колени перед Командором Джаведов. — Великий, — выкрикнул он в ужасе, — в деревне нет такого мужчины. Клянусь чем угодно.
— Что вы думает, Лорд Павек? Говорит ли он правду?
Все глаза повернулись к Павеку, который почесал щетину, отросшую за это время на подбородке, прежде чем спросить, — В каком направлении ваша деревня?
Радуясь, что есть вопрос на который он может ответить, халфлинг показал направление, в котором они и так шли, но относительно его правдивости… Павек опять почесал подбородок. Халфлинги были редкостью в Урике, среди темпларов, например, не было ни одного из них. Он мог бы пересчитать всех, которые знал, на пальцах одной руки, и еще оставался большой палец для Какзима. Для него самого лица халфлингов были совершенно непроницаемы. Мужчина-халфлинг перед ним мог быть в возрасте Звайна, его самого, а может и также стар, как Джавед; он мог говорить абсолютную правду, а мог и врать через оставшиеся зубы.
Единственное, в чем Павек был совершенно уверен, так это в том, что жизнь этого халфлинга находится на кончике его языка. Он взглянул на Джаведа; лицо командора было также непроницаемо, как и лицо халфлинга. В конце концов Павек решил положиться на надежду, а не на логику.
— Что касается деревни, он сказал правду. А о другом-, — следуя примеру камандора Павек не назвал имя «Какзим» вслух, — обыкновенные жители иногда не знают ответа на важные вопросы. — Судьба свидетель, он сам жил в невежество большую часть своей жизни. — Мы поговорим со старейшинами, когда будем там.
Джавед наклонил голову. — Воля ваша, Лорд Павек. — Он скомкал свиток, который читал и тот исчез вместе со вспышкой серебряного света.
Деревня, к которой привел их захваченный в плен халфлинг, была недалеко. Если бы они были в пустыне, а не глубо в лесу, темплары решили ли бы, что здесь их может ждать засада. Впрочем без леса не могло быть засад, и никаких домов халфлингов, разумеется. Халфлинги жили в огромных раскидистых деревьев, окружавших тенистую, покрытую мхом поляну. Некоторые из их домов, вырезанных в стволах деревьев, были настолько стары, что дерево вылечило себя, нарастив новую кору. Деугие дома были устроены на ветках: прямо как насесты. Все дома выглядели живыми и старыми, и все были настолько малы, что даже дварфу в них было бы неудобно.
Крошечные грубые лица — дети халфлингов — выглядывали из покрытых мохом окон, в то время как все мужчины и женщины деревни собрались на поляне, с оружием наготове. Дуэт поющих халфилингов появился между темпларами и встревоженными жителями деревни. Один из темпларов перевел:
