второй день нет в школе. Мы переживаем и надеемся, что это временное явление.
— Мы все на что-то надеемся. Тань! Это к тебе.
Из комнаты показалась голова в больших тёмных очках. Голова пискнула и снова исчезла.
— Давай разувайся и проходи в зал.
Это хорошо, что меня пригласили в зал. Она думает, что таким образом сможет меня контролировать. А мне нужна не столько Татьяна, сколько напряжение, возникшее здесь. И, как мне кажется, причина не в дочери. Вернее, состояние дочери идёт довеском к истинной причине. Пришла беда — отворяй ворота. Ну это вы зря. Опять иллюзии и нагромождения.
В зале меня усадили в кресло, а хозяйка расположилась на диване. Скрестив руки на груди, она стала пристально разглядывать возмутителя спокойствия. Хотя спокойствием тут и до этого не пахло.
— Так что же ты хотел…?
— Валентин. Меня зовут Валентин.
— Да. Так что же ты хотел, Валентин?
Что можно было ответить этому большому ребёнку? Я действительно ощущал её как ребёнка. Она устала от переживаний, растеряна и совершенно не знает, что делать. У неё куча проблем, а тут гость нарисовался. Ещё не понятно, чего ему, то есть, мне надо.
В комнату вошла Татьяна с опущенной головой и села рядом с мамой. Когда она подняла голову, то я заметил на ней тёмные очки. Они были явно великоваты. Похоже для взрослого человека.
— Это мне врач прописал, чтобы зрение не напрягать, ходить пока в солнечных очках.
Тут же возникло понимание, что сейчас у неё закладывается система анализа поступающей через глаза информации и из-за этих очков могут возникнуть неверные алгоритмы. Ведь часть энергий искажается, а часть вообще блокируется.
— Сними их.
Таня посмотрела на маму. Та ничего не ответила, продолжая буравить меня взглядом. Вздохнув всё-таки сняла очки.
— Так лучше?
— Угу.
— Вот так и ходи. Твои глазки совершенно здоровы, просто нужно их научить правильно воспринимать окружение. А очки только будут искажать действительность. Ты же хочешь увидеть ВСЕ краски мира?
Татьяна только кивнула в ответ и покосилась на маму. Та глубоко вздохнула и наконец произнесла:
— Значит я правильно полагала, что без тебя тут не обошлось. Как ты это сделал? И главное, зачем?
Я лишь улыбнулся в ответ.
— Так и будешь в молчанку играть?
— Зачем? Я объяснил в прошлый раз. Просто хотел помочь вашей дочери. И не моя вина, что вы не хотите этого принять. Как? А как из маленького семечка вырастает большое дерево? И почему именно такое, а не другое? Почему оно может быть разным, в зависимости от окружающих условий? Как из малюсенького сперматозоида и единственной яйцеклетки появляется человек с наследственными признаками своих родителей?
При этих словах глаза Светланы Алексеевны расширились, и она с испугом глянула на свою дочь.
— Можете не переживать. В эту сторону, относительно Татьяны у меня даже мысли не возникало и в ближайшие лет 10, думаю, не возникнут.
Танюшка ничего не поняла, но навострила ушки и с интересом стала оглядывать нас. В глазах так и читалось: «О чём это вы? А мне расскажите пожалуйста».
Светлана Алексеевна с облегчением выдохнула. Но вся обеспокоенность полностью не ушла. Ещё что-то мешает ей до конца расслабиться.
— Я вижу в вас большую тревогу. Может поделитесь и смогу помочь?
— Ты у нас и чтец и жнец и на дуде игрец?
Голос мамы просто сочился скепсисом. Но мне было всё равно. Я прекрасно понимал, что это лишь боль. Тут вступилась Татьяна.
— Папа должен был вчера из командировки приехать, а его всё нет. Мама ему на работу позвонила. Там сказали, что произошло какое-то Чэ Пэ. Но подробностей нет. Вот мы и переживаем.
— Таня! — одёрнула дочку Светлана Алексеевна. — Нельзя же так, первому встречному всё рассказывать.
— А Валя не первый встречный. Он моё войско. Ой. Только я теперь не Кутузов.
— Хорошо. — улыбнулся я — Производим тебя в генералиссимусы. Будешь теперь Суворовым.
— А это кто?
— Ещё один русский полководец. Он не потерпел ни одного поражения. Пронёс славу русского оружия по Европе.
Таня гордо вздёрнула носик.
— Вот. Я теперь Суворов.
Светлана Алексеевна легонько улыбнулась, глядя на дочь. И всё-таки она её очень любит и переживает за неё. А все нападки на меня — всего лишь способ защиты. От осознания этого стало ещё теплее на душе.
— Хорошо. Значит вы переживаете за своего отца и мужа?
Обе кивнули. Моё лицо растянула улыбка.
— Тогда всё в порядке.
— В смысле? Ты что-то знаешь? Расскажи.
Я поднял руки в защитном жесте. Уж больно сильным оказался эмоциональный напор. Вот она болевая точка. Точка напряжения, призвавшая меня сюда. Но как это могло бы вызвать разрыв ткани мира? Они чего там себе накрутили? Не хочу разбираться, да и не нужно этого.
— Вы хотите, чтобы было всё хорошо?
— Да.
— Значит всё уже хорошо.
— Но как? Что там было?
— Что было? И даже где было? Я не знаю. Да это и не важно. Важно, что всё хорошо.
— Но как ты можешь это знать?
— А я и не знаю. Важно, что это теперь знаете вы.
Светлана Алексеевна ничего не понимала, но хваталась за мои слова как утопающий за соломинку.
— Стоп! Давай рассказывай, в чём дело.
— Вы хотите знать подробности?
— Да.
— Тогда вам лучше услышать их от человека, которому вы доверяете.
— И от кого это?
Ну как же наивны эти дети.
— Конечно от своего мужа. Он вам расскажет всё сам. Надеюсь это будет более убедительным?
— Но ведь его здесь нет.
— Так у вас же есть телефон.
Телефон я заметил ещё в прошлый раз. Наш район ещё не телефонизирован. АТС только намечают построить в будущем. Кажется, я буду учиться в 7 классе, когда это случиться. А тут телефон уже есть. Ох и не простой у нас папа.
— И куда мне звонить?
Я лишь улыбнулся в ответ. Тут раздался телефонный звонок. Светлана Алексеевна аж подпрыгнула на месте и сорвалась в коридор. Татьяна смотрела на меня во все глаза. В них читалась надежда, недоумение и ожидания чуда.
— Алло. — послышалось из коридора — Да. Квартира Артёмовых… Да, Светлана Алексеевна… Жду…
Одноклассница напряглась и подалась вперёд. Я подмигнул ей в ответ. А из коридора донеслось:
— Витенька, дорогой, что там у вас случилось?
Татьяна подскочила и убежала к матери. Я почувствовал, как ткань мира снова разглаживается. Как же всё хрупко на самом деле. Два человечка накрутили себя, создали точку напряжения, да так постарались, что нить могла лопнуть. А сколько такого вокруг, что
