Фелисина встала и пошла к навесу. Капрал вопросительно сощурил на нее сонные глаза.
— Когда ты в последний раз ложился с женщиной? — в лоб спросила она.
Ей ответил не капрал, а Буян.
— Он забыл, зато я помню. Это было где-то год назад. Я тогда нарядился шлюхой и вдоволь дурачил нашего Геслера. Трезвый он бы меня раскусил. Но капрал был мертвецки пьян. Да, дружище Геслер. Это был я.
Капрал только хмыкнул.
— Такова солдатская жизнь. Столько всего случается, не успеваешь понять, что к чему.
— Особенно когда так поднабрался, что уже все равно, — добавил Буян.
— Но сейчас-то я трезв. — Взгляд Геслера стал суровым. — Знаешь что, красавица, — играй в свои игры с другими. Не хочу тебя обижать, но жизнь достаточно проехалась по нам, и мы научились кое-что в ней понимать. Ты же не просто так предлагаешь себя. Но нельзя купить то, что не продается.
— Я рассказала вам про Гебория, хотя могла бы и не рассказывать.
— Слышал, Буян? А девушка-то решила поймать нас в ловушку.
— Глупцы! Он вас предаст. Ему ненавистна ваша приверженность Фениру.
Услышав это, Честняга даже сел.
— Иди-ка ты отсюда, — сказал Фелисине Геслер. — Дай моим людям выспаться.
На Фелисину глядели невинные голубые глаза Честняги. Она послала матросу воздушный поцелуй и усмехнулась, видя, как вспыхнуло его лицо.
— Береги уши, а то и они запылают!
— Вперед, парень, — не выдержал Буян. — Раз она сама нарывается, покажи ей, что к чему.
— А вот здесь ты не угадал, — засмеялась Фелисина. — Я сплю только с мужчинами.
— То есть — с лопоухими дураками, — вставил едва сдерживающийся Геслер.
Качнув плечами, Фелисина отправилась на берег. Войдя по колено в воду, она остановилась и стала разглядывать баркас. Обшивку «Рипата» покрывали многочисленные черные точки, как будто по судну выпустили град зажигательных стрел. Перила полубака блестели, словно стеклянные. Сверху свисали обрывки канатов.
Солнечные блики на воде слепили глаза. Фелисина зажмурилась. Ее разум постепенно умолкал и наконец замолк окончательно. Вокруг ног плескалась теплая вода. Фелисина чувствовала себя крайне утомленной, и не только телесно.
«Неужели во мне не осталось ничего, кроме ненависти и презрения? Ведь должен же существовать способ выбраться из этого состояния. Оно меня разрушает… Если не способ, то хотя бы причина».
— Я рассчитываю лишь на то, что отатаральская пыль оказала на вас достаточное воздействие и оно отпугнет этого безумного мага, — сказал Кульп. — Иначе нас ожидает крайне тяжелое плавание.
Честняга зажег фонарь и теперь сидел в носовой части баркаса, ожидая сигнала к отплытию. Черные узоры татуировки на теле Гебория отражали желтоватый свет. В ответ на слова мага старик лишь поморщился. Геслер склонился над рулевым веслом. Как и все остальные, капрал ждал ответа бывшего жреца. Ждал и надеялся.
По другую сторону скал, в открытом море, бушевала стихия, взбаламученная магом-безумцем. Почти беспрерывно мелькали молнии, выхватывая из тьмы густые черные облака и белые барашки волн.
— Ну, если вы так настаиваете, — произнес наконец Геборий.
— Мне нужно ваше добровольное согласие.
Геборий сердито помахал культей перед лицом Кульпа.
— Да поймите же, что у меня нет вашего магического чутья!
Маг посмотрел на Геслера.
— Что скажешь, капрал?
— А разве у нас есть выбор?
— Здесь не все так просто, — сказал Кульп, стараясь держаться спокойно. — Отатаральская руда странным образом подействовала на Гебория, поэтому в его присутствии я опасаюсь открывать свой Путь. А без Пути мне не защитить вас от безумного мага. Это значит…
— Что он нас поджарит до хруста, — докончил за него Геслер. — Эй, Честняга! Держать глаз и ухо востро. Мы отчаливаем.
— Я бы не советовал тебе уповать на помощь Фенира, капрал, — сказал Геборий.
— Чувствовал, что ты мне это скажешь. Но нам с ребятами сейчас не до разговоров.
Кульп сидел почти рядом с Геборием и все равно ощущал свой магический Путь. Более того, Путь как будто требовал, чтобы его открыли. Кульп насторожился. Его Путем был Меанас — Путь Теней и Иллюзий. Им следовали маги, у которых холодный, отрешенный разум превалировал над чувствами. Иногда они создавали настоящие чудеса обмана, ловко используя хитросплетения света и теней и заставляя глаза верить в то, чего на самом деле нет. Но и тогда победа не вызывала у магов никакого бурного ликования. Открывая Путь, Кульп всегда чувствовал себя неловко, будто по пустякам тревожил магическую силу, занятую куда более важными делами. Потому-то его сейчас и насторожило странное «нетерпение» Пути. Меанас как будто желал поскорее вступить в игру. Кульп мысленно себя одернул. Только еще не хватало думать о Меанасе как о некоем божестве. Тогда открытие Пути превращалось в обряд, а успех становился вознаграждением за веру. Но магические Пути не имели ничего общего с культами. Маг не был жрецом, да и магия не являлась предметом божественного вмешательства. Уж скорее магия — нечто вроде лестницы, позволяющей подняться до уровня Властителей; она — средство для достижения цели, только никак не предмет поклонения.
Буян приладил к мачте небольшой квадратный парус, который позволял плыть по ветру, но не отягощал поврежденную мачту. «Рипат» приближался к скалам. Честняга, расположившись на носу, глядел во все глаза, высматривая проход. Найти его снова было не так-то просто. Геслер приказал развернуть баркас и двигаться вдоль цепи скал.
Кульп мельком взглянул на Гебория. Бывший жрец Фенира сидел, упершись левым плечом в мачту. Магу отчаянно захотелось открыть свой Путь и увидеть призрачные руки старика, но он тут же спохватился, отругав себя за неуместное любопытство.
— Нашел! — крикнул Честняга.
— Вижу! — подтвердил Геслер. — Буян, разворачивай!
«Рипат» развернулся и, чуть накренившись, понесся прямо на скалы. Кульп закрыл глаза, вслушиваясь в свист ветра… Честняга не ошибся. Они вышли в открытое море.
И снова молнии, скачущие по волнам; и снова волны, норовящие затянуть баркас в воронку. Кульп не успел даже вскрикнуть. Его Путь открылся, вступив в битву с Путем безумного мага. Волны превратились в острые копья, мгновенно срезавшие парус. Они ударяли по доскам палубы, оставляя дыры. Одна из водяных «стрел» попала Буяну в ногу, пригвоздив ошалевшего матроса к палубе. Остальные «стрелы» скатывались по сгорбленной спине Гебория. Старик прикрыл собой Фелисину. Узоры его татуировки сделались коричневато-золотистыми. Бодэн скрючился на полубаке. Честняга вообще исчез из виду.
