Но есть и другие демоны, таящиеся между хрусткими страницами пыльных фолиантов. Сталь и чары так непохожи друг на друга характером, но результат их применения одинаков. Уничтожить? Сию минуту! Подчинить? Легко! Только каждое новое заклинание выдирает Силу из драконьей плоти.
Не спорю, можно действовать, как некромант, травивший живых, дабы получить власть над их посмертием, но его хитроумные интриги закончились всё той же самой, жестокой в своей обыденности войной, потому что чем больше у тебя становится сил, тем нестерпимее хочется утвердить своё превосходство хоть над кем-нибудь.
Пожалуй, говорящая с водой ближе всех прочих моих знакомцев подошла к возможности стать госпожой мира, начав с людей, уже обладающих властью. Выбранным способом она избежала целой вереницы трудных шагов, существенно сберегая силы и время, но... Вынуждена была остановиться, когда наши пути пересеклись. Значит, я всё-таки успел.
Нет, тревожиться не о чем. Совсем-совсем. Те, кто в состоянии бороться, знают об угрозе лишь чуть меньше моего и не окажутся застигнутыми врасплох, если попытка приворота повторится. Обещания, которые я по наивности своей раздавал направо и налево? Исполнены. Самые трудные уж точно, а об оставшихся можно счастливо забыть, тем более что их исполнение... Приносит одни беды.
Я всего лишь умру. И воскресну. Не через год и не через столетие, но воскресну обязательно, потому что чем кровопролитнее и многочисленнее будут войны, тем больше Силы вычерпают маги враждующих сторон из Гобелена и тем больнее будет становиться драконам, плоть которых раздёргивают по ниточке. Они призовут меня снова, даже если сейчас не допускают подобной мысли. Я вернусь, и в их интересах будет вырастить меня нового лучше, чем прежнего. На губы так и просится улыбка... И в этот раз, может быть, единственный за все прошедшие годы, она будет по-настоящему счастливой. Безмятежно-счастливой.
Тихо. Покойно. Никаких волнений. Никаких тревог. Есть только раннее утро, прячущееся за частоколом соснового леса, есть размеренное дыхание, есть... Любовь. Да, она всё ещё есть и никуда не уходит.
Я люблю этот мир, люблю так сильно, что спешу уйти, избавив его от моих разрушительных капризов. Спешу уйти, чтобы начать новый путь, добрее, мудрее и светлее заканчивающегося. Да, мне не суждено будет вновь встретиться со старыми знакомыми, но зато я смогу увидеть их детей, внуков или правнуков. Увидеть, чтобы удивиться и восхититься постоянством природы, сохраняющей в потомстве то, что составляет суть его предков.
Я люблю. Я всё-таки получил драгоценный дар, хотя не надеялся и не мечтал. Наверное, им стоит гордиться, ведь моим предшественникам повезло куда меньше. Шеррит, мне страшно дотрагиваться до тебя, страшно даже протянуть руку навстречу, но ты существуешь, и это самое большое чудо мира! Ты есть. Ты думаешь обо мне, пусть с ненавистью или сожалением, но думаешь, я чувствую. Может быть, моя смерть избавит тебя от боли. А может быть, принесёт новую, если ты всё же хотела... Если всё же верила.
Наверное, именно такое состояние называется счастьем, когда вдруг осознаешь всё, чего достиг и добился, оцениваешь свои заслуги, гордишься собой, но, самое главное, понимаешь, что легко отпустишь всю выловленную рыбу обратно в прозрачные струи реки времени. Ведь ты — не единственный рыболов мира, а значит, кому-то другому тоже нужно испытать...
Нужно почувствовать...
Вершину. Горный пик, вознёсшийся туда, где все цвета сливаются воедино. Высоту. После неё может быть только спуск или падение, но, пока я здесь, хочется раскрыть объятия всему миру. Хочется потянуться, распахнуть грудь настежь, хочется...
— Делай то, зачем тебя позвали. Но только каплю, слышишь?
Кто это сказал? Вернее, кто с неимоверным трудом выдохнул эти слова в моховой ковёр? Вон то белое пятно? Ворох причудливо сложенной ткани?
Что-то коснулось моего тела. Вскарабкалось по руке на плечо. Мягкая шёрстка нежно щекотнула шею. Учащённое дыхание толкнулось в ухо. Милый зверёк... Только кусачий. Но это не страшно, пусть укусит, может быть, так он выражает своё удовольствие, ведь кошки, когда их гладишь, выпускают когти на полную длину, блаженно впиваясь в колени, на которых лежат...
— Нямненько!
Прямо в ухо, и сколько радости... Нет, не радости. Чего-то другого. Чего-то неприятного и, может быть, даже... Опасного?
— Вкусненько!
Зверёк делает круг по моим плечам, коготками царапая кожу даже под рубашкой, и я на мгновение встречаюсь с ним взглядом. Пушистая мордочка, расплывшаяся в довольной улыбке. Или, вернее будет сказать, оскале? Желтовато-белые, полупрозрачные, как янтарь, клыки. Пахнет солью. Ну да, верно, древнюю смолу всегда находят на берегу моря.
Ещё одна янтарная вспышка, но чуть повыше и намного ярче. Глаза? Точно, глаза. А в них... Обещание вечного блаженного покоя и неги. Настолько искреннее обещание, что...
Нет уж, второго такого раза мне не надо. А ну, пошёл прочь со своими посулами!
Мордочка исчезает из виду, клык, метящий мне в шею, добирается до кожи, чтобы...
— Айййййй!
— Что за крики?
— Мои зубики... Мои чудесные зубики...
— Да что стряслось?
— Они слома-а-ались!
Хнычущий зверёк кубарем скатывается с меня и вдох спустя уже сворачивается клубком на плечах эльфа, зарываясь мордочкой в собственную шерсть. Женщина, пошатываясь, поднимается со мха, усыпанного сосновой хвоей, и впервые за вcё время нашего знакомства я с каким-то странным удовлетворением отмечаю, что одежды моей тюремщицы потеряли девственную белизну, покрывшись у подола узором из высохших иголок.
— Я предупреждала, чтобы ты не переусердствовал.
Га-ар обиженно хрюкнул, продолжая баюкать нежданные увечья, но до его бед не было дела никому из находящихся на поляне.
— Каков результат?
В ответ раздалось лишь невнятное и недовольное бормотание.
— Только не хнычь, что одной капли тебе было недостаточно, иначе расскажу всем и вся, что ты растратил своё мастерство, и более никто и никогда не позовёт тебя, чтобы...
Разочарованная мордочка приподнялась над нервно подрагивающим хвостом и пробурчала:
— Хватит пугать. Пуганые мы.
Впрочем, попытка огрызнуться привела только к большей холодности в голосе, задающем вопрос:
— Итак?
Зверёк всё же выдержал паузу, чтобы позлить свою нанимательницу. А может быть, ноющая боль от сломанных зубов и в самом деле была слишком ощутима, чтобы не обращать на неё внимания.
— У него вкусная кровь.
— И это всё? — нетерпеливо переспросила женщина.
— И он...
То, что хорошо в первый раз, необязательно окажется успешным во второй, но га-ар, обижающийся сейчас на весь мир, не отказался от намерения продлить мучительное ожидание ответа. Моя тюремщица правильно поняла наивную цель зверька, повернулась и щёлкнула пальцами в сторону Борга:
