— Так Георгий Павлович был с вами заодно? — выпалил Толик.
— Заодно, — вздохнул бородач, — заодно в том смысле, что он готов был хвататься за любую соломинку…
— Ты молодчина! — подпрыгнул Ромашка. — Вы тогда пошли к Жуховицкому? Это же надо такое, я бы попробовал сперва поговорить с добровольцами… Извините, Рахмани. Жуховицкий — это наш профессор, золотой человек, он преподавал на втором и третьем курсах. — Ромашка принялся невнятно объяснять Ловцу и компании: — Он умирает… от рака, представьте. И лежит в нашей онкологии, и все понимает. Знает точно, сколько ему осталось. Говорят, он даже… одним словом, он умнее тех, кто его лечит. Хотя лечением это не назовешь. Операцию делать поздно, химию Жуховицкий переносит с большим трудом…
— Так ты оставил в живых одного из последышей, чтобы сделать из него лекарство для вашего учителя? — подвел итог Рахмани.
— Именно так, — поклонился хирург. — И мы его сделали.
— Вакцину? Против рака? — оживилась вдруг Маргарита Сергеевна. — Это же надо годами проверять.
— А я не призываю мне верить на слово. — Аркадий нисколько не обиделся. — Кстати, там, в отделении, кроме нашего дорогого Георгия Павловича, лежат еще человек двадцать, если не ошибаюсь… Они все здоровы. Или скоро будут здоровы.
— Как вы это сделали? — подалась вперед Маргарита Сергеевна.
— Приготовили вытяжку… А-а-а, простите, вы — медик? Нет? Тогда я постараюсь проще. Это оказалось не так уж сложно. Толик, я настаиваю, чтобы твое имя стояло первым, это была твоя идея.
— Ничего подобного, — отмахнулся Ромашка, но Аркадий был непреклонен.
— Ты разве забыл? Ах, всем известна твоя скромность. Но в данном случае скромность неуместна. Лизавета тоже помнит, она первая подтвердит. Это ты толкнул идею об использовании мертвых тканей в борьбе с раковыми клетками. Слышите — вот этот человек, который спас миллионы…
Марта, не поднимая головы, быстро и напористо заговорила на языке империи.
— Высокая домина настаивает, что миллионы ваших людей спас Зоран Ивачич, — почтительно перевел Кой-Кой.
— Это правда, — заполнил паузу Саади. — Это правда, и я готов подтвердить ее в любом суде.
— Это правда, — как эхо, повторила Кеа. — Как правда то, что уршады не могут навредить здешним людям. Я не могу это объяснить. Я чую, что все они смертельно ядовиты для уршадов. Мне думается, было бы полезно скрестить жителей четвертой тверди с каким-нибудь сильным племенем…
— Но нельзя же всерьез воспринимать такую ерунду, — перебил нюхача Ромашка. Скорее всего, он просто не заметил, что Кеа ведет беседу. — Да, это я ляпнул на собрании кафедры или на дне рождения шефа, уже не помню. Да и вообще… Просто сказочка детская, про воду мертвую и воду живую. Ведь ясно, что это была болтовня, что невозможно убить опухоль трупным ядом…
— Очень даже возможно, — отрезал Аркадий и победоносно задрал бородку. — Вы не дали мне договорить. Мы сделали вытяжку из яда живой личинки, это не помогло. Тогда я вернулся к погибшим личинкам. Лизавета сделала срезы, мы побежали к микроскопу… Ты бы видел, что там творится… Эта штука не жива и не мертва одновременно. То есть внешне — никаких реакций, полный ноль. Кровеносная система крайне примитивная, но вместе с тем — два сердца, нечто среднее между позвоночным и хордовым, зачатки жабр, интереснейший мозг. Мозг ненормально большой для паразита, плюс к тому — сложнейшая эндокринная система и ядовитые зубы. Ты не поверишь, у них клыки оказались, как у наших гадюк…
— Я вас предупреждал, — напомнил Рахмани.
— К счастью, укусить нас они не смогли, но яд получить я сумел.
— А кто вам позволил хозяйничать в чужом отделении? — спросила Лена.
— А я и не спрашивал. Мы обо всем договорились с Жуховицким. Профессор надиктовал на магнитофон и письменно подтвердил, что это его собственный рецепт, и никто, в случае смерти, не виноват… Тихо!
Далеко наверху залились лаем собаки.
— В одиннадцать утра мы сделали анализы, включая узи. Кровь еще не готова, но… Жуховицкий здоров.
— Обалдеть, у нас дядя Лешечка год назад помер от рака легкого. Вот бы вы год назад явились, верно, бабулечка?
Маргарита Сергеевна пожала плечами. Она разглядывала центавра.
— Его застрелили, — ровным голосом заговорила Марта. — На вашей Земле он не причинил никому зла. Он собрал состояние в тридцать миллионов. Он готов был все золото отдать мудрецам четвертой тверди, ради спасения его народа. Зоран жил среди людей, которые могли его убить за ношение креста. Но его пристрелили люди, носящие кресты. Они убили беспомощного, обескровленного, слабого…
— Кому вы намерены мстить? — осторожно спросил Ромашка.
— Его убили, — повторила Марта. — Он не сделал им ничего плохого. Он был счастлив, когда увидел кресты на соборах. Всю жизнь мой супруг собирал деньги, чтобы нанять войско. Что я сказала вчера, воин? Ты помнишь мои слова?
— Ты говорила, что сама закроешь глаза своему мужу и что у него не будет одного уха.
— Ты видишь — нам никуда не уйти от кармы… Но что я слышу и вижу теперь? Я слышу и вижу, что предсказанное сбывается наоборот. За смерть моего мужа получат премию. Снорри взял себе пулю, которая метила в тебя, Рахмани. Кто из нас еще должен погибнуть, чтобы всем обиженным вернули дома? Кто еще должен погибнуть, чтобы вскрылся хоть один Янтарный канал?..
Больше всего на свете Саади хотелось преодолеть три шага, отделявшие его от единственной звезды его жизни, и обнять ее. Но никогда еще три шага так легко не превращались в тысячу гязов…
Неожиданно в бетонной тишине поднялась та старая седая женщина, имени которой он никак не мог запомнить. Вряд ли она изучала официальный язык империи, который на планете Земля сильно смахивал на древнегреческий, она никак не могла понять, о чем плачет Женщина-гроза.
Но она каким-то чудом поняла.
— Будет вам… ваш канал, — объявила она. — Мы скоро, до зоопарка и назад. Юлька, накинь куртку, ночи холодные!
— За-зачем вам в два часа ночи зо-зоопарк? — От волнения Ромашка начал заикаться.
— А где я еще телку черную найду? — Бабушка улыбнулась как-то нехорошо.
— А за-зачем телка?
— Так силу у ней высосать. Тебе не понять, ты таблетками лечишь да ножиком режешь. Только дайте кто-нибудь ножик.
— Такой подойдет? — Кой-Кой протянул загнутое серповидное лезвие.
— В самый раз. Не худо бы нас и проводить, а то, не ровен час, лихие люди наскочат, а я вроде как срок отбываю…
— Зачем вам нож? — Аркадий, как завороженный, разглядывал голубые сполохи на лезвии перевертыша.
