— Логично, — согласно кивнул Шаман. — Как говорил мой учитель, творец даровал разумным не только разум, а еще и мужество, чувство прекрасного, умение любить и ненавидеть, гордость, самоотверженность, тягу к непознаваемому, юмор, наконец; все это дивным образом упорядочено и приведено в гармонию с великим искусством. Но мы ради эфемерной свободы отрекаемся от гармонии с великим и пытаемся приобщиться к низкому…
— А ведь у других народов, у тех же эльфов — всё по-другому, — горячо продолжил бывший главнокомандующий. — Я слышал, что писатель, написавший что-то не понравившееся эльфийской верхушке, подвергся страшным гонениям. Конечно, ограничения свободы слова — это ужасно…
— Ужасно? — хмыкнул Шаман. — А ты в курсе, что именно он написал?
— Нет, — растерялся бывший главнокомандующий.
— Он написал о том, какой эльфы изначально ужасный и неполноценный народ. Он призывал эльфов отречься от своей внутренней сути. По его словам, эльфы годились лишь на роль жалкой прислуги при истинных хозяевах — орках; и только этим эффективным хозяевам должны были принадлежать все эльфийские ресурсы — от родников до деревьев в лесу. А закончил он свою книгу призывом к оркам поскорее прийти с оружием в руках в эльфийские леса и стереть народ эльфов с лица земли. Всех эльфов! До единого! Вот представь, если бы кто-нибудь из орков написал нечто подобное: мечтаю, мол, чтобы пришли эльфы с гномами и вырезали всех орков поголовно. Чем бы это для такого писателя обернулось, как ты думаешь?
— Тут и думать-то нечего, — решительно ответил бывший главнокомандующий. — Он бы сгорел на костре из собственных книг.
— А ты знаешь, как эльфы его наказали? — Шаман дождался отрицательного покачивания головы собеседника и с усмешкой продолжил:
— Изгнали его из эльфийского королевства и доступ к его книгам…
— Запретили? — подался вперёд бывший главнокомандующий.
— Ограничили, — прозвучал ответ Шамана.
— Но это же… нецелесообразно! — бывший главнокомандующий вытаращил глаза от удивления. — Отпустить явного врага, более того — предателя… зачем?
— Я и сам их не всегда понимаю, — пожал плечами Шаман. — Жалость, милосердие — иной раз они способны сделать из врага друга… Но в данном случае — эльфы ошиблись. И заплатят за свою ошибку очень дорого. Так что мечта этого эльфа-предателя скоро исполнится.
— Да кто её исполнит, кто? — вскочил на ноги бывший главнокомандующий. — Ты же видел нашу армию — мы же не способны воевать! Наша верхушка — ничего не знает и не умеет, а солдаты так трясутся за свои жизни, что при серьёзной опасности просто разбегутся!
— А они и не будут воевать, — Шаман тоже встал и протянул флягу бывшему главнокомандующему. — Ты что, ещё не сообразил? Неужели ты не понял, что это была за Птица? Ты разве не видел, испытаниям чего мы с тобой стали свидетелями в этом злосчастном Городе Людей?
Бывший главнокомандующий как раз делал глоток, но от последних слов Шамана его бросило в такую дрожь, что он поспешно опустил флягу, дабы не расплескать её содержимое.
— Ты хочешь сказать, что воевать будут так?
— Конечно. Это дёшево — вернее, гораздо дешевле, чем снаряжать и снабжать армию. И очень эффективно. Сравни — сколько солдат погибло при обычном штурме Города — заметь, неудачном штурме! — и скольких мы потеряли так…
— А если — неудача? — бывший главнокомандующий никак не мог прийти в себя. — А если — не выйдет? Тогда ведь эльфы, гномы и люди — поднимутся все. Совсем все. И не успокоятся, пока не упокоят последнего орка! А что мы им противопоставим — армию, способную воевать лишь с крестьянами?
— В этом как раз и заключается ответ, — негромко сказал Шаман. — Мы живём только за счёт порабощения всё новых и новых стран. Это нам необходимо, мы уже не можем иначе! Но армия решать задачи порабощения уже практически неспособна — вот и приходится порабощать по-иному…
— Подожди! — воскликнул орк. — Неужели мы не можем себя прокормить?
— Уже нет. У нас ничего не осталось, мы сами ничего не производим.
— А оружие, еду, одежду?
— Оружие куют порабощённые племена гномов. Еду выращивают захваченные племена людей. То же самое насчёт одежды… и всего остального.
— А как же гоблиновские арбалеты?
— Да, гоблины могут производить, если их что-то сильно побудит к этому. Но вся их работа направлена только на разрушение и лишение жизни. Созидать они не способны.
— Ладно, не о них речь, — прервал его бывший главнокомандующий. — Но неужели те, кто там, наверху, не видят, что это путь в никуда?
— Видимо, они полагают, что на их век хватит, — задумчиво ответил Шаман. — О будущем они не думают. Вот поэтому они и ухватились за проект, разработанный, кстати, совместно с эльфами-изгоями. И неудача этого проекта — это ещё не самое страшное, что может случиться. Гораздо страшнее — это его успех.
— Я не понимаю…
— В случае успеха все те процессы искажения морали, которые мы наблюдаем сейчас — пойдут ещё быстрее, намного быстрее! И мне страшно представить, во что это всё может вылиться. Сейчас, при наличии внешней опасности, есть шанс, надежда, что орки всё же одумаются, остановятся, начнут думать, наконец! А в случае успеха — процесс станет необратимым. И мы всё равно погибнем, ибо нельзя жить без разума — только гибнуть будем медленно, и утащим за собой в могилу весь мир. Такие дела.
Шаман отхлебнул из фляги и печально уставился в огонь.
— Слушай, а эти, как ты их назвал — искажения морали… Как это произошло? Почему так случилось?
— С нами что-то случилось. Вернее, не случилось, а случалось — медленно, постепенно, на протяжении многих поколений, понимание «добра» и «зла», "хорошего" и «плохого» в нашем представлении менялись местами. Целенаправленно менялись! А почему — легко понять. Потому что неблаговидные цели очень удобно прикрывать красиво звучащими словами: свобода, магократия, права разумных и иже с ними… И теперь, порабощая, мы уверены, что несём свободу, подчиняя — говорим о магократии, убиваем под лозунги "защиты права на жизнь"… Другие народы этого в нас никак не могут понять, ищут здесь либо коварство, либо глупость. А у нас просто «чёрное» с «белым» поменялись местами!
— Но почему этого никто не замечает?
— Потому что медленно всё происходит, постепенно. Да и обращать на это внимание способен далеко не каждый. Даже ты ведь не задумывался об этом!
— Да, это правда, — склонил голову бывший главнокомандующий. — Я чувствовал какую-то неправильность, но осознать, а тем более — задуматься… не смог.
