— Прошу прощения, — если Ведеман и обиделся на столь бесцеремонное вмешательство, то ничем этого не показал. — Взгляните вот на это. Если я не ошибаюсь, это российский Императорский завод, — и он указал на высокую фарфоровую вазу, украшенную изображением хорошо знакомого мне здания.
— Да, — кивнула я, — это Камеронова галерея в Царском селе, императорской резиденции под Петербургом.
В отведённые мне гостевые комнаты я добралась уже после полуночи. Мои апартаменты оказались двухэтажными: внизу располагалась гостиная, и прямо из неё металлическая винтовая лестница вела в спальню с примыкавшей к ней ванной. Я с сомнением посмотрела на мраморную чашу с золочёными (а может и золотыми, с хозяев станется) ножками в виде когтистых лап и кранами, изображающими лебединые головы. Выглядело это соблазнительно, и всё же я со вздохом решила отказаться от купанья. Слишком чужой я чувствовала себя в жилище Барра, а купание в ванне всегда было для меня довольно интимной процедурой.
А вот гостиная мне не понравилась. Она была оформлена в том же стиле «хай-тек», что и бар, но я не была его поклонницей, на мой взгляд, для жилого помещения он слишком холоден и резок. К тому же почти во всю ширину стены шло большое панорамное окно, к счастью, не доходящее до пола. Оно выходило в реальный мир, и через него можно было любоваться скоплением огней Нью-Йорка. Но я, безуспешно поискав механизм, закрывающий шторы, в конце концов сдвинула их с помощью телекинеза. Комната сразу стала куда уютнее.
Я устала, но спать пока не хотелось — давало о себе знать перевозбуждение. Поэтому я связалась с Симоном, спросив, где и как устроили его и остальных моих спутников.
«Насколько я могу судить, я сейчас рядом с вами», — тут же откликнулся Шевалье.
«Вы не могли бы ко мне зайти? Понимаете, мне хочется обсудить с кем-то сегодняшний вечер, — добавила я извиняющимся тоном. — Но если вы слишком устали…»
«Ну что вы, Сандрин, не настолько я устал, чтобы не поговорить с вами. И, если вы не возражаете, я буду не один».
Я не возражала, и спустя полминуты Симон явился ко мне в компании Кристиана, Юхана, Жерара и Онтеньенте. Я не стала спрашивать, почему он выбрал именно их, и не стал приглашать, скажем, Кэлем.
— Ну, и как вам здешний Хозяин? — спросил Симон, усаживаясь на один из белых кожаных диванов перед столиком со стеклянной крышкой. Кристиан устроился рядом со мной, остальные расселись в кресла.
Я неопределённо пожала плечами:
— Как вы думаете, нас могут подслушивать?
— Я очень удивлюсь, если окажется, что нас не подслушивают, — Симон взглянул на Онтеньенте. — Мигель, что говорит на сей счёт твоё знаменитое чутьё?
— Оно говорит, что специально подслушивающих заклятий сейчас никто не творит, — отозвался испанец. По-английски он говорил с заметным даже мне акцентом. — Но они могли быть впечатаны в стены комнаты ещё в процессе постройки.
— А такие впечатанные заклятия можно выявить? — спросила я.
— И даже не очень сложно. Вот только не принято, чтобы гости так откровенно демонстрировали хозяевам своё недоверие.
— Ничего себе! Подслушивать гостей, выходит, можно, а пытаться защититься от прослушивания — нельзя?
— Нет, почему же? Защищаться-то как раз можно, ведь это не недоверие, а обычная осторожность.
— Не вижу разницы, — проворчала я.
— Тогда просто примите это к сведению, Сандрин. Если хотите, мы можем поставить щиты и «глушилки», вот только не знаю, будет ли всего этого достаточно, чтобы перебить здешнюю систему, ведь её создатели наверняка учитывали возможные меры противодействия. Так что я бы предпочёл не тратить Силу. Всё равно мы вряд ли скажем что-то, что станет для здешних новостью.
— Кстати, о здешних, — сказал Юхан. — Как вам эти хоромы?
— Обалдеть можно. Особенно этот зал — в нём и агорафобию подхватить недолго. Словно на площади сидишь. Он и в самом деле постоянно здесь живёт?
— Не постоянно, но большую часть времени он и впрямь проводит в этом доме, — подтвердил Симон.
— А вы подумали — это всё затеяно только для того, чтобы пустить пыль в глаза? — усмехнулся Юхан. — Нет, мадмуазель Сандрин, оно устроено для собственного удовольствия. Такие уж у него вкусы.
Я кивнула, отметив про себя, что, несмотря на почти полную уверенность, что наш разговор слышен от первого до последнего слова, произносить имя Барра мы всё же избегаем.
— А вкусы отменные, — проворчал Кристиан. — Там у него действительно подлинный Ренуар висит, или мне привиделось?
— Он самый, — подтвердила я, — и Коро тоже, и Фрагонар. Так, во всяком случае, мне сказали. Как твои руки, Крис? — и, не дожидаясь ответа, я взяла его руку и повернула ладонью вверх. — Больно?
— Немного.
Ожоги на ладонях и правда были невелики, и я убрала их за две секунды.
— Да, Крис, а что ты можешь сказать о той рыжей, которую пригласил на танец? — спросила я, внезапно вспомнив, с кем видела в его последний раз.
— Вообще-то, это не я её, а она меня пригласила. И сказать я о ней ничего не могу, потому как обменялся с ней едва десятком слов. А потом она и вовсе повернулась и ушла.
— Её Хозяин позвал, — объяснила я. — А ещё я видела здесь высшего вампира. Это он водил меня по дому, только мне его не представили.
Симон задумчиво кивнул.
— Вампира? — переспросил Юхан. — Я слышал, что Барр заполучил в вассалы одного. Это большая удача… Обычных-то вампиров у него несколько, а вот высший — один.
— Несколько вампиров?
— Да, но их, как и прочую мелкую шушеру, на подобные приёмы не приглашают.
— Вот уж чего не стала бы делать, так это брать в вассалы вампиров, — заметила я, мысленно добавив: «Тут и с людьми не знаешь, что делать…»
— Не зарекайтесь, Сандрин, — сказал Симон. — Думаю, если б мы могли знать наперёд, как сложится наша судьба, мы бы все изрядно удивились.
Наутро меня довольно рано разбудила некая девица, бесцеремонно вошедшая в мою спальню и раздвинувшая шторы. В окно немедленно ворвалось солнце, брызнув мне прямо в лицо, и я проснулась. Я лежала в кровати, на которой можно было бы поместиться втроём, а если потесниться, то и вчетвером, в нарядной комнате, оформленной в кремовых тонах. Я не сразу поняла, что здесь делает посторонняя женщина, но тут она повернулась и я увидела, что на ней классический наряд горничной, какой я до сих пор видела только в кино — тёмное платье, белый передник и кружевная наколка.
— Доброе утро, мисс, — невозмутимо сказала девица.
— Доброе, — не слишком приветливо согласилась я. — Который час?
