— Хорошие новости или плохие, Ваше Всеведение?
Хаману мимолетно улыбнулся. — Хорошие. Нибенай посылает их с нашим гонцом, живым и невредимым. Я верю, что он принял мои условия. И мы это узнаем через пару мгновений, не так ли, дорогой Энвер?
Энвер кивнул. — Совершенно точно, Ваше Всеведение. Наш посланник жив, это уже хорошая новость.
Жестко-упорядоченный ум дварфа принял как факт, что Король-Тень тоже живой бог, и что боги, равные во всех отношениях, совсем не всеведущи по отношению друг к другу. В его широко раскрытых глазах были уважение и почтение, когда покрытая пылью женщина-полуэльф остановилась рядом с ним. Она держала запечатанный черный свиток Галларда, очень осторожно и почтительно, обеими руками, как если бы это была живая вещь, которая могла бы сбежать или напасть на нее. Девяти лучевая звезда Нибеная, слабо отсвечивавшая на воске печати, высовывалась между ее пальцами.
Зная, что она несла, хотя и не сообщение внутри свитка, она загнала себя до предела и за него, как, впрочем, и все сменные гонцы, которые несли его.
— О Могучий-, — выдохнула она вся дрожа от напряжения, со сведенными мышцами.
Энвер не дал ей сказать больше ни слово, поддержав ее за пояс своей могучей, с короткими сильными пальцами рукой. Свиток выскользнул их ее трепещущих пальцев и упал на пол.
— Дай его мне, — сказал Хаману, потянувшим за ним через стол с песком, на котором он воссоздавал Урик и его укрепления.
Полуэльфийка заколебалась на мгновение, и Энвер воспользовался случаем. Похоже, трепет — заразная болезнь; пальцы дварфа тряслись, когда он передал свиток Хаману.
— Обеспечь ее всем необходимым, дорогой Энвер, — сказал Хаману, отделываясь от них и от их смертного любопытства кивком головы.
Ага, предсказанная слабость его смертных слуг…пара остановилась, как только они решили, что он их не видит, и вскинули вверх руки в молчаливой отчаянной молитве: Хорошие новости. Хорошие новости. Прихоть Льва, пусть новости будут хорошими.
Хаману ковырнул пальцем восковую печать. Затвердевший воск треснул, и крошечный красный драгоценный камень покатился по песку туда, где стояла деревня Фарл. Никогда не верящий в пресказания и презнаменования Хаману поймал ее и сжал покрепче.
Только тебе. Через час после того, как солнце поднимется над восточным горизонтом, услышал он холодный и пустой шепот Галларда, вторгшийся в его сознание, — армии начнут свое дело. Я сотворю заклинание первым, потом Дрегош и Иненек. Делай то, что нужно сделать, и стены Урика еще будут стоять на закате. В этом я торжественно клянусь.
Король-Лев дал блестящей гемме опять упасть на песок. Сама по себе эта гемма стоит множество золотых монет, и вес каждой монеты не меньше веса красного камня. А сколько стоит торжественная клятва Доблестного Воина? По меньшей мере Галлард больше не несет чушь о заклинаниях, которые нужны чтобы предупредить безумие, овладевшее Борсом. Не считая этого клятва Галларда стоит не больше, чем клятва, которую сам Хаману дал бы в похожих обстоятельствах: мало, очень мало, не больше, чем песчинка в пустыне.
Хаману изучал стол с песком перед собой. Невысокие кучки песка и желобки имитировали холмы и рвы, а все вместе было очень детальной картой окрестностей Урика. Полоски шелка пересекали песок в разных направлениях: желтые, конечно, для сил города, зеленые — для Галга, красные — для Нибеная, а черные — для большой армии немертвых из Джуистеналя. Красные, зеленые и черные полоски находились именно там, где обещал Раджаат. Благодаря этой карте отсюда, из штабной комнаты в северной стене дворца, Хаману видел все вокруг. Битва будет завтра, и это будет такая битва, какой на Атхасе не видели со времен Очистительных Войн. А если битвы не будет, то будет жертвоприношение смертных, не меньшее, чем те, что были, когда Борс в облике Дракона бродил по Центральным Землям, а то и большее.
И где третья альтернатива?
Желтые шелковые пальцы окружали кучу песка, которая была рыночной деревней Тодек, на юго-запад от города. И они не противостояли никому, за исключением клубка синих ленточек. Синих, для армии Тира. Синий, для армии — союзника или врага — которая не появилась.
Веки Хаману закрылись. Он схватился за левое предплечье, где, под иллюзией, было пустое, незаполненное ничем место.
— Виндривер, — прошептал Лев. — Виндривер. Они придут, Виндривер?
Не армия. Армия ничего не изменит. Но двое, полуэльф и мул — даже один, один единственный мул с кровавой меткой солнца на лбу — это может изменить судьбу всего мира.
Виндривер не мог ответить. Ответа на было.
Как только он вернулся в Урик после своей кошмарной встречи с Садирой в имении Астиклов за Тиром, Хаману послал волшебнице предложение о мире: извинение Доблестного Воина — вещь, намного более редкая, чем железо или благодатный дождь в этом сжигаемом драконами мире. Он даже послал хлеб химали с золотой хрустящей корочкой, испеченный в собственной печи, потому что хлеб был символом мира, жизни и вообще всего хорошего в Кригиллах, и вместе с ними торопливо переписанаю копию истории, которую он написал для Павека, в надежде, что она поймет, почему он стал таким, каким он стал, и почему потеря Виндривера стала безмерной и невосполнимой утратой.
Он с удовольствием послал бы Павека. Павек был настоящий гений в деле очаровывания своих врагов. Как беглый темплар он очаровал друидов Квирайта. А как беглец и начинающий друид, он очаровал самого Короля-Льва. Если кто-нибудь и мог нейтрализовать ненависть, с которой к Хаману относились все в Тире после его визита в имение Астиклов, так Павек и только Павек.
Но для Хаману отослать Павека из Тира означало бы отослать свою последняя — если не единственную — надежду. Так что он обратился к волшебникам Союза Масок, поразив их до глубины души знанием их вождей, потайных мест и вообще всего, чего это знание влечет. Ради Урика, сказал он старой продавщице ветоши, которая возглавляла всех, занимавшихся незаконной магией. Хотя и неохотно, она послала адепта через Серость с его дарами.
Адепт благополучно прибыл. Дары были благополочно доставлены в поместье Астиклов. И без Виндривера, который был его ушами и глазами в этом защищенном сильными заклинаниями месте, больше Хаману не знал ничего, что, впрочем, само по себе было ответом. Волшебница не появится. То ли Раджаат сыграл незаметную мелодию на струнах Садиры, то ли она, как всякая обычная смертная женщина, была упряма как мекилот и не меняла своего мнения, как и он, когда был в ее возрасте. Эту дилемму Королю-Льву решить уже не удастся.
Последние два дня он вспоминал их сорвавшиеся переговоры не реже, чем проверял положение дел на песчаной доске. Он винил Садиру — главным образом Садиру — за ее неспособность выслушать чужое мнение, но он обвинял и Ркарда, и Раджаата, и Виндривера, особенно Виндривера, который первым зародил в нем семена надежды, семена, из которых выросли сорняки. И каждый раз проклинал их за свою неспособность завоевать помощь Садиры.
