Гном в полосатом костюме горько рассмеялся и покачал головой.
– Ты и впрямь в это веришь? – спросил он. – Он обезумел, Султан. Да разуй же ты наконец глаза, приятель. Я хочу сказать, если бы он действительно собирался исполнить то, о чем говорил в самом начале, если бы он действительно пытался спасти лес, спасти всех нас, это одно дело. Но ты взгляни на него.
Он кивнул в сторону Натана. Пони взглянул.
– Он не должен был пострадать, – сказал Ворчун. – А теперь он умирает. Ты ведь не этого хотел, верно? Этот парнишка был с нами с того самого дня, как появился на свет. Он дергал меня за бороду, ездил на тебе верхом, смеялся и никогда не докучал никому своим нытьем, как некоторые дети. Он – хороший мальчик.
Он сын Нашего Мальчика. А Томас, может, и позабыл нас, но это не значит, что он нас разлюбил, Султан. Это значит лишь, что ему нужно было жить. Нужно было стать тем, кем ему было предназначено стать, быть отцом этого мальчика. Я повидал в том мире побольше твоего. Там нелегко. Томас отвернулся от нас не потому, что ему так захотелось. Такова жизнь, вот и все. И за это мы убьем его единственного сына?
Копытца Султанчика глухо цокнули о камень – он переступил с ноги на ногу. Взглянул на Натана – его глаза внезапно распахнулись. Мальчик был нездоров и от него пахло болезнью и еще кое-чем похуже. Но он был всего лишь ребенком.
– Султанчик? – позвал Натан.
– Томас мог превратить это место в рай, если бы только захотел, – сказал Султанчик, но как-то неожиданно неуверенно.
Ворчун чуть расслабил руки. Дула его револьверов немного опустились. Он склонил голову набок и умоляюще посмотрел в глаза пони.
– Оно и так рай, идиот, – сказал он с любовью. – Вернее, было раем, пока старина Шак не принялся жечь и убивать.
– Все уже гибло, уже менялось. И все потому, что Наш Мальчик позабыл про нас, – сердито возразил Султанчик, хотя на Натана он больше не смотрел. Не посмотрел даже, когда мальчик снова повторил его имя слабым голосом.
– Все гибнет, – сказал Ворчун. – Все изменяется. Так было всегда до тех пор, пока не пришел Томас и не начал видеть нас в своих снах, изменять все по своему желанию. Если все возвращается на круги своя, это не его вина.
Я не хочу умирать, Султан, – сказал гном. – Но я не могу допустить, чтобы умер Натан. Я не могу позволить Фонарю завладеть им.
– Это единственный выход, – возразил Султанчик. – Единственный способ воздействовать на Томаса. Если ты собираешься помешать мне забрать его, тебе придется меня убить.
Султанчик бросился вперед. На один-единственный миг Ворчун потрясенно застыл, потом его лицо исказилось от горя. Он вскинул кольты на уровень груди Султанчика.
И выстрелил.
Пони умер. Ворчун рыдал над его телом. Натан тоже плакал, и его кашель, его сопение и всхлипы заставили Ворчуна снова вернуться к жизни.
Он убрал пистолеты и нагнулся, чтобы поднять мальчика, и тут раздался голос.
– Я ценю преданность, и тебе это известно, гном, – прорычал шакал Фонарь.
Ворчун вскинул голову и со страхом смотрел на приближающееся чудовище. В тени крепости шакал Фонарь выглядел как настоящее привидение; огонь свечи озарял изнутри его тыквенную голову. Сквозь один его глаз виднелась дыра в затылке.
Сквозь эту дыру он видел, что уцелевшие лесные стражи обошли замок и приближаются к ним. А под ветвями, в тени их крон, бежал генерал Арахисовое Масло, высоко вскидывая колени, и размахивал мечом.
– Странно, – прошептал старина Шак. – И предательство я тоже ценю. Это урок, ты так не считаешь? Урок тому, кого предали, и тем, кто может предать в будущем. Во всяком случае, если с предателем расправиться незамедлительно. Я собираюсь сделать пример из тебя, предатель, – сказал Фонарь, наступая на Ворчуна.
Гном стоял перед мальчиком Генерал был далеко, но приближался. Ворчун сунул руки за пазуху и схватился за пистолеты в тот самый миг, когда Фонарь прыгнул на него. Ему удалось вытащить один из них из кобуры и выстрелить, но пуля лишь смяла тыквенную голову, и тогда Фонарь налетел на него. Оба кувырком покатились по земле. Ворчун сильно ударился затылком и на миг утратил ориентацию.
Старина Шак располосовал его лицо, и из ран потекла кровь.
Кровотечение разозлило Ворчуна не на шутку.
Собрав все свои силы до последней капли, он всадил колено Фонарю в пах. Старина Шак ахнул, и Ворчун отшвырнул его. Фонарь полетел на землю рядом с пистолетом, который Ворчун сумел выхватить, но потом не удержал.
Второй все еще находился в кобуре, и теперь он вытащил его. Он выстрелил всего один раз и промахнулся. Шакал Фонарь не переставал двигаться, но теперь держался на расстоянии, опасаясь пистолета.
По его весу Ворчун понял, что он разряжен. И в миг этого осознания увидел, как в глазах старины Шака вспыхнул огонь. Фонарь прочитал это понимание на его лице.
– Ну-ка пристрели меня, – весело сказал старина Шак.
Теперь он снова приближался.
Целясь в Фонаря из бесполезного пистолета, Ворчун наклонился, чтобы поднять Натана. Одним могучим усилием он снова вскинул мальчика на плечо и почувствовал, как заныли царапины на лице, открываясь еще сильнее.
– Пристрели меня, – повторил Фонарь. – Или мне придется убить вас обоих.
Потом прорезанные в тыкве глаза расширились, и оба услышали тяжелую поступь приближающихся деревьев.
Ворчун улыбнулся.
Шакал Фонарь рассмеялся.
– Скажи честно, – спросил он. – Ты считаешь, что эти дряхлые стражи успеют добраться сюда вовремя, чтобы помочь тебе?
– Они не одни, – заметил гном.
На миг шакал Фонарь заколебался. Потом обернулся на шум надвигающихся стражей и увидел несущегося на него генерала Арахисовое Масло с занесенным мечом.
Когда старина Шак повернулся к нему спиной, Ворчун кинулся к реке Вверх.
Шакал Фонарь с рычанием набросился на Томаса. Арахисовое масло обнажило меч, словно ножны, когда он замахнулся им. Лапа Фонаря ободрала ему плечо, но Томас отсек ему другую. Хлынула кровь, и старина Шак с воем покатился по земле.
Он заскулил, пытаясь подняться на три лапы, потом встал на задние, решив передвигаться на двух ногах. Культю он прижимал к телу и угрожающе рычал, глядя на Томаса Огонек свечи в его тыквенной голове помаргивал.
– Тебе больше нет здесь места, – сказал ему Томас голосом, тягучим от арахисового масла, которое покрывало его горло изнутри.
Фыркнув от изумления, Фонарь поморщился, на его жутком лине появилась полуулыбка.
– Ты уничтожил Обманный лес для меня, – сказал он. – Ты насадил эти правила. Добро торжествует, а зло должно быть повержено. В жизни так не бывает. Только в сказках.
Свечка в тыквенном черепе снова моргнула и начала оплывать. Огонек побледнел в тени исполинской крепости.
