Луны падут на землю, планеты сойдут с орбит, звезды изменят свой путь по небосводу, а стихии — ветер, воздух, вода и огонь — станут выполнять его приказы.
Вот они, Врата! Ревут в бессильной ярости драконьи головы, знающие, что им не хватит силы остановить его. Еще один вздох, еще один удар сердца, еще один шаг…
Рейстлин поднял накрытую капюшоном голову и встал как вкопанный.
Громадная широкоплечая фигура, не заметная в ослепительном сиянии Врат, скрытая красной пеленой Бездны и тенью смерти, выросла перед ним, загородив Врата могучей спиной. В руке человек держал огромный блестящий меч.
Несколько мгновений Рейстлин разглядывал незнакомца, не в силах понять, кто же перед ним. Внезапно волна бешеной радости захлестнула его.
— Карамон!
Рейстлин протянул к брату дрожащую руку. Он не знал, кому обязан этим чудом, этим неожиданным волшебством. Самое главное, что его брат-близнец снова оказался здесь, рядом с ним, ожидая Рейстлина, чтобы, как всегда, сражаться на его стороне.
— Карамон! — задыхаясь, пробормотал Рейстлин. — Помоги мне, брат…
Усталость и боль понемногу делали свое дело. Рейстлин быстро терял способность сосредоточиваться и даже думать о чем-либо. Магия больше не пульсировала в его теле — подвижная, словно ртуть; теперь она текла медленно, вяло, будто наполовину свернувшаяся кровь, проступающая из ран.
— Помоги, Карамон. Мне…трудно идти…Но Карамон не двинулся с места. Он стоял непоколебимо, как скала. Лишь в глазах его появилось странное выражение любви и сожаления, глубокой и жгучей жалости. Этот взгляд проник в обожженную, пустую душу Рейстлина и вывернул ее наизнанку.
Маг вздрогнул. Он понял, зачем Карамон явился сюда.
— Ты мешаешь мне пройти, брат, — холодно сказал Рейстлин.
— Я знаю.
— Отойди в сторону, если не хочешь помочь! — На этот раз в надтреснутом голосе мага прозвучала злоба.
— Нет.
— Кретин! Идиот! Ты умрешь! — Это был уже шепот, не громкий, но угрожающий. Карамон глубоко вздохнул.
— Да, — сказал он спокойно. — И ты тоже.
Небо над братьями потемнело, тени собирались вокруг Врат, словно свет начал потихоньку меркнуть. Воздух стал разреженным и холодным, как высоко в горах, но Рейстлин спиной ощущал беспредельную, огнедышащую ярость Такхизис.
Страх сдавил ему сердце, а гнев заставил напрячься узловатые мускулы на руках. Магические формулы уже срывались с губ, оставляя во рту металлический привкус крови, но на половине заклинания Рейстлин вдруг закашлялся и упал на колени. И все же нужные слова никуда не исчезли, а магия все еще оставалась подвластной ему. Вот сейчас он увидит, как Карамон корчится в огне…Однажды он уже наблюдал это, в Башне Высшего Волшебства, только тогда это была иллюзия.
Теперь все будет по-настоящему, если только ему удастся перевести дыхание…
Приступ прошел так же внезапно, как и начался. Магическая формула была готова. Рейстлин поднял свое перекошенное лицо, занес руку…
Карамон стоял перед ним с мечом в руке, и в глазах его светилась жалость.
Жалость! Этот взгляд вонзился в Рейстлина, словно тысяча раскаленных ножей. Да, Карамон умрет, но только не с таким выражением на лице!
Рейстлин навалился на свой посох, с трудом встал и откинул на спину черный капюшон, чтобы его братец увидел себя — обреченного и несчастного — в зеркальных глазах близнеца.
— Значит, ты жалеешь меня, Карамон, — прошипел он. — Ты, гора мускулов с мозгами кролика! Ты даже не способен понять, какого могущества я достиг; не способен измерить ту боль, которую я преодолел, оценить одержанную мной победу.
И ты смеешь жалеть меня? Прежде чем ты умрешь — а я непременно убью тебя,
— запомни: я возвращаюсь в свой мир, чтобы стать богом!
— Я знаю, Рейстлин, — ответил Карамон без всякого страха, лишь чуть-чуть печально. Жалость не исчезла из его глаз, магу показалось, что она стала еще глубже. — Именно потому мне и жаль тебя. Я видел будущее и знаю, чем все это кончится для тебя и всего мира.
Рейстлин недоверчиво уставился на брата, подозревая обман.
Красноватое небо над головами братьев потемнело, но простертые к Рейстлину руки медлили. Маг понял, что Властительница колеблется. Очевидно, она обнаружила присутствие Карамона, и Рейстлин почувствовал ее нерешительность, ее страх. Последние его сомнения, что Карамон может оказаться призраком, видением, созданным повелительницей Бездны, чтобы задержать его, исчезли, и Рейстлин шагнул навстречу брату.
— Ты видел будущее? Но как?!
— Когда ты прошел сквозь Врата, твое магическое поле повлияло на устройство Пар-Салиана, и нас с Тасом закинуло в будущее.
Рейстлин жадно пожирал Карамона глазами.
— И?.. Что же случится?
— Ты победишь, — просто ответил Карамон. — Ты уничтожишь не только Властительницу Тьмы, но и всех других богов. Твое созвездие будет гореть в небе…но недолго.
— Недолго? — прищурился Рейстлин. — Скажи же скорее, что случится дальше?
Кто угрожает мне? Кто мой будущий враг?
— Ты сам, — ответил Карамон печально. — Ты будешь править мертвым миром, Рейстлин, — миром, в котором не будет ничего, кроме серого пепла, дымящихся руин и остывших трупов. Ты останешься в небе один и будешь пытаться творить, но тебе не хватит необходимых для этого сил. В отчаянии ты начнешь высасывать жизнь из звезд, и звезды будут взрываться и гаснуть одна за другой. В конце концов ни в тебе, ни вокруг не останется ничего…
— Нет! — прорычал Рейстлин. — Ты лжешь! Будь ты проклят!
С этим отчаянным криком он отшвырнул магический посох и ринулся вперед, хватая Карамона скрюченными пальцами. В испуге гигант поднял меч, но по приказу Рейстлина оружие выпало у него из рук. Тогда Карамон схватил Рейстлина за запястья и сжал их.
«Боги мои, да он способен разорвать меня пополам! — насмешливо подумал Рейстлин. — Может, но не разорвет. Он слаб, он колеблется и боится. „ Карамон проиграл, но сначала я узнаю правду“.
Парализовав воина магической командой, Рейстлин вырвал руку из его застывших пальцев и приложил ее ко лбу брата, вытягивая то, что было у него в мозгу.
И Рейстлин увидел…
Он увидел тлеющие кости мира, обугленные пни, серую грязь и мокрую золу, обожженные скалы, курящиеся дымы и сгнившие тела…
Он увидел себя, зависшего в самом сердце холодного космоса, — пустота снаружи и пустота внутри. Эта пустота навалилась на него, стиснула, сжала и принялась поглощать. Рейстлин корчился, выворачивался наизнанку, ища в себе хоть что-нибудь могущее утолить чудовищный вакуум и заполнить внутреннюю пустоту — капельку крови, хотя бы воспоминание о боли, — но не нашел. В нем никогда ничего не было и уже не будет; он обречен на вечное одиночество; беспрестанно заглядывать внутрь самого себя ине находить ничего…ничего…ничего…
