Он, возможно, проверяет, где у Уолли слабое место, но Уолли вовсе не настроен открывать ему душу.
– Расскажите, пожалуйста, о его отце, – попросил он.
Имперканни пожал плечами.
– О нем уже много лет ничего не слышно. Кажется, он собирался записаться здесь в охрану. Но мне кажется, он давным-давно умер.
– Нанджи, возможно, что-нибудь знает о нем, – сказал Уолли. – Как его имя?
– Конингу пятого ранга.
– Вот как? – Уолли вдруг потерял интерес к разговору. – Хотя, возможно, Йонингу стоит обратиться к старому интенданту. Я вам говорил о нем. Он – честный человек, он вам поможет. – Уолли обратился к более тонкому вопросу.
– Возможно, вашим молодым воинам служба в охране покажется немного скучноватой?
Золотистые глаза стали холодны как лед, и Уолли показалось, что белый хвост шевелится сам по себе. Интересно, могут ли Седьмые в обществе друг друга чувствовать себя непринужденно? Они как вожаки-самцы, которые обсуждают свои стада.
– Мне еще не предложили этот пост.
Никакой вербовки!
Уолли вздохнул и улыбнулся.
– Говорят, что на этой дороге паломников обирают разбойники.
– Я смиренно молю Святейшую, чтобы они предприняли такую попытку завтра, – усмехнулся Имперканни.
У края причала они повернулись и пошли обратно. Дул слабый ветерок. Лодка, кажется, уже готова. Уолли посмотрел вокруг в поисках своей компании и опять встретился взглядом с Катанджи.
Катанджи подтолкнул брата, который стоял тут же. Тот рассерженно шикнул, но Имперканни это заметил. Он вопросительно взглянул на Нанджи. Нанджи вспыхнул.
– Нет, ничего, светлейший.
– У твоего подопечного острый глаз, – заметил Седьмой. – Он разглядел то, что упустили другие и о чем светлейший Шонсу умолчал из гордости. Я в долгу у него. Представь его мне.
– Он еще не знает всех ответов и приветствий, светлейший, – возразил Нанджи.
Воин седьмого ранга одним взглядом может просто заморозить человека.
И даже неустрашимый Нанджи дрогнул перед таким взглядом.
– Пусть это будет гражданское приветствие, – сказал Имперканни.
Итак, Катанджи представили, и у него наконец-то появилась возможность сказать.
– Нельзя ли, светлейший, попросить, чтобы один из ваших младших воинов передал пару слов моим… нашим родителям? Просто сказал бы им, куда мы ушли? – он быстро взглянул на Уолли. – И сообщил бы, что я в надежных руках?
При виде такой сентиментальности Нанджи поморщился. Имперканни и Уолли улыбнулись друг другу. Имперканни успел заметить родовые знаки.
– Я сам передам твое сообщение, – сказал он. – Я скажу им, что у них отличные сыновья, хорошие воины… и что вы в Ее руках. Кто меня к ним отведет?
– М-мастер Бриу, светлейший, – заикаясь, проговорил Нанджи. Он покраснел и явно чувствовал себя не в своей тарелке.
– Я бы посоветовал вам обратить внимание на Бриу, светлейший, – сказал Уолли. – Я думаю, он будет рад возможности восстановить свое доброе имя. В душе он честный человек. По крайней мере он сможет вам сообщить полезные сведения об остальных.
Имперканни вежливо поблагодарил его, но было видно, что все решения относительно охраны он намерен принимать сам.
Лодка была уже готова к отплытию, когда небо укрыла тьма.
– Вы уверены, что поступаете правильно? спросил Уолли.
– Совершенно! – ответил Хонакура, хотя все еще чувствовал себя слабым. – Даже простая поездка на муле – это уже слишком, – он усмехнулся. – К тому же у меня профессиональный интерес к чудесам, а они кружат над вами, как мухи над коровой.
– До вашего отправления, светлейший, мы должны еще совершить одну печальную церемонию, – обратился к Уолли Имперканни, кивая в ту сторону, где его воины положили у воды восемь мертвых тел.
– Вот как? – сказал Хонакура – Мне, пожалуй, придется опять на минутку стать жрецом. – Он заковылял к телам, сняв на ходу повязку.
Когда Имперканни сосчитал знаки, выражение его лица доставило Уолли большое удовольствие.
* * *
На священном острове Уолли оставалось сделать еще одно дело – принять участие в похоронах. Свободные воины знали, как это должно происходить. Не желая показывать свое полное невежество, Уолли отошел в сторонку, а когда вернулся, все уже выстроились и он без труда определил, куда должен встать. У самого края пристани выстроились в ряд двенадцать воинов. Катанджи, как самый младший по возрасту и положению, стоял с краю, в центре – Хонакура, слева от него – Имперканни. Уолли предназначалось место справа от Седьмого. Все воины торжественно обнажили мечи.
– Достопочтенный Тарру, – сказал Нанджи, когда рабы принесли первое тело. Хонакура произнес слова прощания:
* * *
Тарру шестого ранга, вот мы возвращаем тебя к Нашей Величайшей Матери, твой путь в этом мире окончен.
Как и ты, мы все отправимся к Ней, неся свой прах и грязь, которые Она смоет; свои печали и горести, которые Она утешит; свои радости и заслуги, которые Она примет.
Она примет тебя, в нужное время воссоздаст вновь, и ты опять начнешь свое путешествие.
Скажи Ей, что в своих молитвах мы помним о Ней и ожидаем Ее призыва; ибо из вод мы пришли и в воды мы должны вернуться.
* * *
Тело с плеском упало в воду… Вода вспенилась, забурлила, подернулась серебром, потом окрасилась ярко-красным; но вот все стихло, и осталось только бледно-розовое пятно, плывущее по течению. Все это произошло за несколько мгновений. Труп исчез. Уолли был так поражен, что чуть не выронил меч.
– Господин Трасингджи…
Теперь Уолли уже был готов к этому, но каждый раз его пробирала дрожь и приходилось прикладывать усилия, чтобы никто не заметил его ужаса. Какой же опасности он избежал! Из глубин сознания поднялось слово… Оно долго кружило во тьме, и потом наконец обрело форму: пиранья.
Теперь он понял, почему суд вынес такое решение. Воля Богини сильнее, чем сутры, и Она выразила Свою волю. Пройти тот путь, который нашел Уолли, мог только Ее избранник, значит, Она одобрила его действия. Никакой человеческий суд не может противиться Ее воле. Теперь Уолли понял, почему так испугался Нанджи, когда он однажды заговорил о переправе через Реку, понял, почему слово «плавать» относится только к рыбам, почему жрецы так боялись опустить ноги в заводи, почему погонщик поил своих мулов из корыта, почему ему так легко удалось перехитрить Тарру. Неудивительно, что после такого проявления веры и мужества все смотрят на него с суеверным страхом.
Он взглянул на последние вечерние лучи, догорающие над спокойной гладью воды. Он подумал о том, как хорошо было бы искупаться, сколько пользы принесло бы это его измотанным нервам, его грязному, измученному, усталому от седла телу. Но в этой жизни о плавании ему придется забыть. Боги совершают чудеса только тогда, когда захотят этого сами, и никогда – по требованию.
