Ознакомительная версия.
Просто поверь мне, человек с сердцем, в котором больше тепла и ласки, чем в солнце, согревающем ши-дани внутри Алгорских холмов. Улыбнись мне, не бойся того холода, что подступает к тебе со всех сторон, холода, от которого не спасут мои объятия и поцелуи. Я знаю, куда направляются пронзительно-алые души-птицы, там еще лучше, чем в Холмах или мире людей, ты сам все увидишь, то, что я не смогу объяснить, – ведь сама понимаю далеко не все. Но там нет ни боли, ни страха, нет сомнения и тоски. Там есть безмятежное спокойствие для каждого, кто хочет отдохнуть. Утешение, если застарелая боль так и осталась беспокоящей ледяной занозой, радость – если печаль сковывает острые стрижиные крылья невидимыми оковами, не давая взлететь как можно выше.
Не бойся уходить… Я провожу тебя…
Я обнимала Кармайкла, осторожно укачивала его в объятиях, как ребенка, чувствуя, как все реже, все труднее биться его сердцу, как все тише становится хриплое дыхание и стремительно тускнеет жизненная искра внутри человеческого мага. Обнимала до тех пор, пока искрящееся солнечное золото его сердца окончательно не погасло, а пепел не обратился в крошечную острокрылую бабочку-птицу, которая легко и беззаботно выпорхнула из мертвого тела, сделала круг над моей головой… и вдруг опустилась на мою протянутую руку.
Не уберегла… не успела…
– Прости, что не пришла раньше, – тихо шепнула я, боясь даже шевельнуться, чтобы не повредить прозрачные алые крылья, ласковым теплом щекочущие мне пальцы.
… Возьми на службу, светлая госпожа…
Если бы я заранее знала – не выпустила бы Кармайкла из Осенней рощи.
Сверкающая бабочка-птица вдруг встрепенулась, легко и плавно взлетела с моей ладони – и прижалась к моей груди сгустком тепла и щемящей нежности, от которой у меня перехватило горло. Словно человеческая душа все-таки сделала свой выбор, поселилась у меня под сердцем, как долгожданное дитя в чреве своей будущей матери, одним своим присутствием исцелила боль потери…
Ведь как можно потерять того, кто остался с тобой, пусть даже в несколько ином виде?
Я осторожно переложила тело Кармайкла со своих колен на траву, медленно поднялась, опираясь на вовремя подставленную руку фаэриэ, и неторопливо направилась к причудливому дереву, стройный ствол которого блестел на солнце полированной сталью.
Железная плакучая ива, глубоко вросшая корнями в развороченную землю, длинные ветви-плети, украшенные серебристо-серой листвой, тихо позванивающей при каждом порыве ветра. Я подошла ближе – и ветки шевельнулись как живые, потянулись к моим ладоням, осторожно царапая кожу узкими листочками, которые в любой момент могли обратиться в острейшие лезвия, охраняя путь в Сумерки. Безмолвный страж, еще одно «древо королей», только на этот раз его сердцем стала фаэриэ, по грудь вросшая в гладкий ствол, кора которого была покрыта причудливым рисунком-травлением.
Подаренный мне древом королей листочек нес в своем черенке не золотую каплю застывшей смолы, а крохотное семечко, проросшее сквозь тело Мэбвэн причудливыми корнями, железными побегами и обратившее фаэриэ в прочный мост, надежно соединивший Сумерки и мир людей, в ворота, увидеть которые может далеко не каждый.
Лицо бывшей Королевы Мечей изменилось, став более спокойным и мягким, глаза были плотно закрыты, а длинные ресницы-стрелочки черным кружевом ложились на порозовевшие щеки. Интересно, какие сны она видит, если на четко очерченных губах играет такая счастливая улыбка? Надеюсь, что самые лучшие и безмятежные.
– Она сейчас выглядит точно так же, как в тот день, когда мы с ней познакомились на мысе Иглы, – тихо произнес неслышно подошедший Габриэль, осторожно оглаживая кончиками пальцев щеку спящей Мэбвэн. – Именно такой она встречала рассвет на самой высокой башне своего прекрасного замка и провожала солнце на закате. Так улыбалась, засыпая ночью…
Ластящаяся к моей ладони хрупкая веточка дрогнула, узкий серебристый лист порезал мне палец, и рубиновая капелька измазала блестящую железную кору ивы.
– Тебе жаль, что все так получилось?
– Нет. Я давно отучился сожалеть о том, что невозможно изменить.
– И потому навеки останешься старым пнем, который не учится на своих же ошибках.
Я обернулась на голос и увидела, как Раферти поднимает с земли треснувший пополам Рог, придирчиво осматривая его со всех сторон. Покачал головой, пряча отслуживший свое артефакт в залатанную сумку, небрежно висящую на плече, и глубоко вздохнул:
– Такую хорошую вещь сломали – и не стыдно же будет. Ладно, починю как-нибудь на досуге и верну кому следует, когда придет время.
– А ты бы вмешался – может, и не сломали бы, – усмехнулся Габриэль, убирая ладонь от железной ивы и приобнимая меня за плечи, чуть сдавливая пальцы, словно напоминая о данном обещании.
– Раферти! – Я подняла взгляд на хитро улыбающегося странника. – Ты знал, что оно все выйдет именно так?
– Догадывался, светлая госпожа. Миру людей необходимо равновесие, впрочем, как и Сумеркам, а для этого нужно было поставить на границе стража, который в равной степени принадлежал бы обоим мирам и не пропускал, кого попало. Та часть Мэбвэн, которая принадлежала Сумеркам, ушла в землю, обратившись в корни из холодного железа, которые не задержат только тех, кто согласится принять Условия. Ива, видимая только в мире людей, уже не допустит на изнанку тени желающих наворовать побольше могущества с той стороны.
Маленькая моя ши-дани…
Я обернулась на шепот ветра, взглянула в густо-сиреневые глаза Рейалла, стоящего чуть поодаль. На светлой коже груди еще был виден ярко-розовый след, нанесенный саблей из холодного железа, ладони изрезаны десятками все еще кровоточащих царапин, правую бровь разделил надвое тонкий шрам, которого раньше не было.
Фаэриэ шагнул ко мне, взял за руку и осторожно провел подушечкой большого пальца по черному перстню с кроваво-красным янтарем.
– Надолго?
– Семь лет и один день с момента, как мы вернемся в Холмы.
Тогда не возвращайся!
Теплый вихрь взъерошил мои кудри, скользнул по лицу призрачным, почти неощутимым прикосновением.
Я печально улыбнулась, качнула головой:
– Рей, я найду тебя через семь лет, приду с первым днем осени. Только дождись.
– Да, ведь что такое семь человеческих лет для фаэриэ, не правда ли? – Черный тяжелый плащ с шелестом опустился на мои плечи, разом стирая ощущение теплого ветерка, ласкающего кожу. Габриэль обнял меня, потерся подбородком о мою макушку. – Если захочет – дождется. Только если ты не пожелаешь остаться в моем Самайне или объединить наши дни.
Ознакомительная версия.
