Наконец Маркус Тамиш заговорил снова – и все вздрогнули: такая страсть и такой гнев звенели в его голосе.
– Вы не поняли, о ком я? А ведь мудрый Клодиус напомнил, что мы во владениях богини! Антара Лесная, к тебе взываю! Не дай свершиться несправедливости! Покажи, кто здесь прав, а кто виноват!
– И как, ты полагаешь, богиня выразит свою волю? – строго спросил глава обители.
– Тем языком, которым говорят боги! – отозвался погонщик. – Антара, первое творение Эна Изначального! Покажи свою власть, яви чудо! Если мы правы, а Зиберто диль Каракелли лжет – даруй на миг мне, старому, мощь десяти богатырей! Если ты на моей стороне – помоги одним ударом обрушить эту башню!
И со всей силы старик пнул опорный столб.
Послышался треск, хруст. Башня осела, сокрушив своим весом столб, скособочилась вниз углом – и с грохотом развалилась, рухнула грудой обломков. Старик-погонщик еле успел отбежать в сторону.
Грохот сменился мертвой тишиной. Потрясенные люди замерли не дыша.
И в этой тишине возник тоненький, чистый голос. Лита выводила слова «Гимна малых» – всем известной детской песенки о доброте Антары. На второй строке песню подхватила какая-то женщина – и почти сразу хор голосов нескладно, но истово повел напев, и сам Клодиус Добронравный вторил припеву: «О мать, ты сотворила нас, ты нам не дашь погибнуть…»
Когда отзвучал гимн, глава обители, уже пришедший в себя, провозгласил:
– Богиня выразила свою волю и свершила чудо, о котором наши внуки будут рассказывать своим внукам. Но одних речей мало. Альбертис Книжник, ты здесь?
– Я здесь, мудрый Клодиус, – откликнулся голос из толпы.
– Запиши все, что видел. А еще расспроси старца, осененного милостью богини, и добавь в запись то из его рассказа, что сочтешь нужным.
– Исполню, мудрый Клодиус.
– Не тяни с расспросами. Богиня желает, чтобы девушку отдали ее друзьям и проводили их из обители. Завтра молебен в честь чуда. А послезавтра дорогие гости отправятся в путь.
Волчий взгляд Зиберто диль Каракелли был в упор устремлен на Бенца. Во взгляде этом читалось: «Ну, так и я не задержусь в обители. И мы еще встретимся на лесной дороге – ваша кучка чудотворцев и мой отряд головорезов!»
Но глава обители еще не закончил.
– А ты, добрый человек, – обернулся он к сеору Зиберто, – должен особо благодарить Антару Лесную. Она ведь чудо явила не только ради девушки. Она спасла тебя от клятвопреступления. Не хочу и не стану выяснять, что у вас вышло с барышней. Но из-за твоей лжи богиня разрушила сторожевую башню. Ты ее восстановишь.
Осмотрительный Каракелли проглотил вертевшиеся на языке слова: «Но не я же сломал вашу башню!» Ответил смиренно:
– Да, мудрый Клодиус, я готов заплатить…
Глава обители вспомнил о первом взносе за проживание девушки в обители. Эти деньги мудрый Клодиус не собирался возвращать сеору Зиберто.
– Да, добрый человек, заплатишь. И не только деньгами. Антаре угоден труд, а у нашего плотника, старого Фомаса, больная спина. Но распоряжаться на стройке он сможет. А ты, добрый человек, вместе со своими слугами, будешь бревна носить. И для родственницы твоей работа сыщется. Заодно и сгоревший дом отстроите. Вот тогда богиня вас простит, тогда не придется мне на вас жаловаться властям.
* * *
– А мне на прощанье сеор Зиберто пару слов сказал, – сообщил капитан небоходам, когда они гуськом уходили на лыжах прочь от обители.
Погонщик, шедший впереди, повернул голову и бросил на Бенца предостерегающий взгляд: мол, Литу незачем пугать!
Девушка, шедшая за капитаном, заметила этот взгляд и засмеялась:
– Я не боюсь. Что он сказал, этот упрямый дурак? Угрожал?
– Пообещал, что мы еще встретимся.
– Хорошо бы встретиться… – мечтательно пробасил боцман, замыкавший цепочку. – Я же с ним не потолковал, не подвернулся он мне под оглоблю.
– Молодчина, дочка, что не боишься, – одобрил погонщик слова Литы. – Чего тебе бояться, если ради тебя Антара сотворила чудо?
– Я не понял про чудо, – послышалось сверху.
Илв Филин бежал по веткам рядом с лыжниками. И не упустил ни слова из беседы.
– Что ты не понял? – поинтересовался Отец.
– Чудо – это вроде колдовства. Только делает не шаман, а бог. Так?
– Ну… примерно так.
– Столб прогнил изнутри. Я поставил на столбе затес когтями. На месте, куда надо ударить. Отец ударил. Башня упала. Значит, я – шаман, а Отец – бог. Так?
Ответом были протестующие крики из четырех глоток.
Филин переждал возмущение друзей и упрямо спросил:
– Почему не так?
– Чудо сотворил не я, – объяснил Отец. – Чудо сотворила богиня. Если бы Антара не пожелала, башня бы не упала.
Несколько мгновений илв не сводил глаз с погонщика. А затем сказал:
– Поймаю белку. И съем.
И исчез среди еловых лап.
Вот так! Лучше сделать что-то полезное, чем пытаться понять этих нелепых, странно мыслящих, но таких дорогих для него людей.
Ожерелье-VII. Змея в гнезде голубки
1
Ну, старая, гадай! Тоска мне сердце гложет,
Веселой болтовней меня развесели,
Авось твой разговор убить часы поможет,
И скучный день пройдет, как многие прошли!
А. Апухтин
– А виктийская дама? К чему она тут?
Эдона Хозефа откинула широкий рукав узорчатого домашнего платья, протянула над столом полную белую руку и коснулась лежащей на скатерти карты.
– К коварству, прекрасная эдона, к недобрым умыслам, – негромко ответила старуха в черном плазе с капюшоном. Тонкими пальцами в черной нитяной перчатке она поправила карту, которую сдвинула с места хозяйка дома.
Эдона Хозефа поморщилась:
– А когда мне гадала кривая Леонсия с Рыбной улицы, она говорила, что виктийская дама – к богатству.
– В самом деле, госпожа моя? – холодно ответила старуха. – Тогда напрасно я пришла сюда. Кривая Леонсия наверняка сумеет показать все тропы, что разложила у твоих ног судьба. А я уж побреду прочь.
– Сиди-сиди! – всполошилась эдона.
Она не хотела прогонять старуху, про которую с недавних пор ходят странные слухи по всему Порт-о-Ранго.
Имени ее не знал никто, называли просто Вьеха («старуха» на старом спандийском языке). Лицо мало кто видел, гадалка и в комнате не снимала капюшона. Эдона Хозефа может ее понять. Любопытная эдона заглянула под капюшон – и отшатнулась от уродства. Кривой горбатый нос, торчащий из массы морщин… Да, такую физиономию лучше прятать! Интересно, Вьеха и в молодости была безобразной? Или ее так изменило время?
Эдона вздрогнула. Что за мерзкие мысли – про старость, которая понемногу затягивает женщин, словно трясина? Что ей, красавице Хозефе, до старости? Она бережет кожу от лучей солнца, она мажет лицо сливками и медом! А первые морщины у глаз… они же совсем не заметны!
Госпожа заставила себя выбросить из головы неприятные размышления и с новым вниманием уставилась на сложную фигуру из карт, которую успела выложить гадалка.
Все-таки хорошо, что Вьеха постучалась в ее дверь. Старуха приходит сама, ее не приглашают. Никто даже не знает, где она живет. Во всяком случае, так уверяют служанки.
И хорошо, что развлечение затеялось именно сегодня. После отъезда эдона Доминго в Горелую Падь дни стали такими скучными, такими пустыми, такими бесконечными! Да, Хозефа частенько ругалась с мужем, но теперь ей не хватало даже этих семейных сцен!
– Ну, говори! – снисходительно дозволила госпожа. – Что там за недобрые умыслы?
– Любовные, – спокойно ответила старуха. – Соперницу твою вижу.
Эдона Хозефа приподняла аккуратно подведенные бровки.
– Соперницу? Да ну?
Слова гадалки не встревожили ее. Старый, пузатый, ленивый Доминго не был дамским угодником. К тому же он не любил перемен. Даже на поездку в поместье решился с большой неохотой, а ведь давно пора было проверить управляющего!
