— Вольгаст конунг поступил очень умно, — говорил Одд, внимательно глядя, как отзовется Дивляна на похвалы прежнему возлюбленному — не дрогнет ли что-то в лице, не изменится ли выражение глаз. — Он передал невесту Стейну, а того назначил своим ярлом в Исбьёрнсборге. Теперь ваши родные не смогут сказать, что жених недостоин их рода, и забрать дочь назад, а он разом избавляется от невесты, которую не любит, и приобретает в этом городе верного человека, который всем ему обязан. Сам же Вольгаст с честью освободился от нежелательного обручения, и ничто ему не мешает… устроить свою судьбу по-иному.
Но Дивляна лишь опускала глаза, не выражая никакой радости, будто речь шла не о ней.
Вечером в гридницу собрались киевские старейшины — пировать с дружиной Одда и Вольги. К ней опять пришла Елинь Святославна — побывала на своем дворе, убедилась, что все более-менее благополучно, и поспешила к единственной ныне родне. Считая старуху чуть ли не послом, отправленным ради благополучия Дивляны, Одд после ее отъезда поставил людей сторожить добро воеводши, чтобы не разграбили в неразберихе свои и чужие.
Дивляна долго прислушивалась к доносившимся через приоткрытые заслонки крики и пение — то на словенском языке, то на северном — и все пыталась угадать, о чем идет речь на этом странном пиру. Действительно ли поляне признали Одда Хельги своим князем — вместо Аскольда? И действительно ли он намерен здесь остаться? Судя по отсутствию грабежей и кровопролитий — да. Он намерен сделать то же, что более тридцати лет назад совершил Ульв Зверь, оставшийся в памяти полян как князь Дир. Но, собственно, почему бы и нет? Ему остается только…
Сон спутал мысли усталой женщины, и она заснула, чувствуя рядом Славуню, свернувшуюся под боком теплым комком.
Утром, проснувшись, она не сразу поняла, где находится. Она дома, в избе, которую привыкла считать родной, рядом ее дети и челядь, и Елинь Святославна спит на лавке. Уж не привиделся ли ей весь этот ужас — поездка в Деревлянь, смерть мужа, Незвана… Вольга?.. Но нет. Чужой запах витал в привычной избе, а через окошко доносилось:
— Хравн! Ты знаешь, как ты выглядишь? Ик!
В ответ похмельный Хравн пробормотал что-то неразборчивое, и послышался плеск, будто кто-то взахлеб пьет воду из колоды для скота.
— Ты выглядишь так, как я себя чувствую! — еще раз икнув, подытожил неведомый мудрец на северном языке, подтверждая, что теперь здесь живет русский князь Одд Хельги и его дружина.
А она, бывшая княгиня и хозяйка, теперь не то гостья, не то пленница. На ее собственном ларе лежит незнакомая выстиранная мужская рубашка. Однако, приглядевшись к узорам искусной вышивки, Дивляна легко узнала рукоделье своей сестры Яромилы. Обязательный подарок невесты жениху…
Заглянувшая Кудеря рубашку унесла, и вскоре явился одетый в нее Одд. Где он ночевал, Дивляна не знала — может, в гриднице, но выглядел довольно бодро, несмотря на долгую гульбу, только глаза чуть-чуть припухли. И Дивляна с удивлением поймала себя на мысли, что ей приятен его приход. Может, из-за этой самой рубашки, напомнившей родной дом и служившей красноречивым знаком того, что Одд теперь часть ее семьи. Она говорила себе, что не Вольга, а Одд задумал весь этот поход, убил Аскольда и захватил все принадлежавшее полянскому князю, а значит, именно он является первым смертельным врагом ее и детей. Но после того как он сам принародно объявил себя их ближайшим родичем, Дивляна не могла встречать его нелюбезно. Ведь от него они трое сейчас целиком и полностью зависели. К тому же сам его дружелюбный вид внушал желание довериться ему, ждать от него защиты и совета. Вспоминая прежнее, Дивляна заново понимала, каким образом ему удается толкать людей совершать такие вещи, на которые они никогда не решились бы сами.
— Я надеюсь, ты уже достаточно оправилась. — Поздоровавшись, Одд уселся напротив нее. — Если ты еще утомлена, скажи, я не стану докучать тебе сейчас. Мы можем и подождать, никакой спешки нет.
— Я уже отдохнула, — заверила Дивляна.
Она видела, что он пришел с серьезным разговором, и хотела поскорее узнать, в чем он состоит. Какую участь для семьи Аскольда приготовил победитель?
— Рад это слышать. В таком случае пора решить, как устроится наша дальнейшая жизнь. Вчера я уже говорил с хёвдингами этой земли, и все они уверили меня, что очень любят тебя, как и весь народ. Они почитают тебя и доверяют тебе. Твое присутствие обеспечивает им благословение богов. И я не удивлен, поскольку в Альдейгье народ то же самое говорил о твоей сестре. Вчера здешние хёвдинги сказали мне, что ты — их королева. А значит, они признают своим законным конунгом того, кто станет твоим мужем. Теперь подумай сама, — Одд сжал руки между колен и подался к ней, — если ты выйдешь за Вольгаста, он все равно не останется здесь. Он уедет к себе домой, и права на Кенугард ему нисколько не нужны. Они нужны мне. Но для тебя этот союз будет ничуть не менее выгодным, поскольку твои дети сохранят все права, которые они имели прежде, пока был жив их родной отец. Мы заключим соглашение с тобой и со всеми людьми: они добровольно признают мою власть как твоего мужа и тем самым полноправного наследника их прежнего конунга, а я в свою очередь признаю твоих детей моими наследниками. По-моему, такое решение подсказывают сами боги. Кстати, — он вдруг заговорил о другом, будто вовсе не нуждался в ответе Дивляны, — до меня доходили слухи, что твой муж был христианином. Это правда?
— Похоже, что да… — пробормотала Дивляна, оглушенная его неожиданным предложением и даже не уверенная, что правильно поняла его суть.
— Если да, то ты, его жена, должна была об этом знать. Он не ел мяса в какие-то дни, иной раз по целому месяцу питался только рыбой и всякой зеленью? Бывало так, что он подолгу не искал твоей близости, не объясняя почему? Он приближал к себе греков или торговцев из числа христиан? Отказывался приносить жертвы богам?
— Да, все это так. Он отказывался приносить жертвы богам… это его и погубило. — Дивляна горестно покачала головой.
— К тому же я сам видел крест, который он носил в кошеле. Я приказал не сжигать тело, его погребли целиком и без жертвоприношений, как принято у христиан. Если пожелаешь, тебе укажут место. Так вот, — по деловому тону она поняла, что Одд вернулся к прежнему разговору, — я не требую, чтобы ты дала мне ответ сейчас. Ты можешь подумать до вечера или даже до завтра, если пожелаешь. Лишь хочу сказать тебе еще две вещи. Я… не стану препятствовать твоему желанию уехать, чтобы стать женой Вольгаста или вернуться в Альдейгью к родным. — Он произнес это так, будто принял окончательно решение в последний миг, и Дивляна вскинула на него глаза, не веря в такую возможность. — Но при двух условиях: ты сама объявишь хёвдингам и народу о твоем решении, а Вольгаст поклянется, опять же перед всеми людьми, что ты и твои дети никогда больше не будете претендовать на власть в Кенугарде. Таков был наш уговор перед этим походом: он получает женщину и законную долю в той добыче, которую можно унести с собой. И второе… возможно, на твое решение повлияет мысль о том, что твой муж погиб от моей руки. — И снова Дивляна невольно впилась взором ему в лицо, пораженная тем, с какой прямотой и спокойствием он говорит о том, что и правда должно было непоправимо разделить их на всю жизнь. — И я хочу, чтобы ты уделила немного внимания одному человеку… Вообще-то, он не заслужил права находиться здесь, но случай того стоит. Возможно, он покажется тебе неприятным, но потерпи совсем чуть-чуть. Ты согласна?
