Ознакомительная версия.
– Все это очень интересно, – проворчал в микрофон профессор Токанава, – но какое отношение это имеет к тому поводу, из-за которого мы здесь собрались?
– Самое прямое, – резко ответил Рамирес, – потому что иначе люди уходили бы отсюда, а не приходили. Оглянитесь и посмотрите, сколько людей здесь уже набралось. Разве им неинтересно то, что я говорю?
Разноголосый ропот, поднявшийся в зале при этих словах, дал понять, что речь Рамиреса народу интересна. Рамирес приободрился.
– Я говорил о Гефесте, – сказал он, – но разве у вас происходит не то же самое? Да, климат Деметры гораздо мягче, к здешнему зловонию человек привыкает сам, без помощи генной инженерии. Здесь не бывает землетрясений, зато бывают ураганы и дождевые заряды. Здесь пахнет не серой, а навозом, но разве это важно? Или вы мне скажете, что в этих стенах нет своих профессоров Гарневичей? Если это действительно так, я немедленно извинюсь и уберусь с трибуны. Так кто-нибудь осмелится заявить, что у вас все в порядке?
Гул в зале усилился, но явно враждебных выкриков Рамирес не услышал. И он продолжил наступление.
– Вы говорите, что братья и сестры творят зло, – сказал он. – Да, это так, они творят зло. Но почему вы забываете о том зле, что творят корпорации? А они творят гораздо большее зло, не всегда собственными руками, чаще через подкупленных чиновников и профессоров, но какая разница, как именно творится зло? Не надо делать вид, что корпорации здесь ни при чем, они очень даже при чем. Вы хотите провести всю жизнь в грязном удушливом болоте? Вы хотите, чтобы ваши дети воняли навозом и тухлыми яйцами? Если так, продолжайте, давайте, беритесь за оружие и выходите на улицы. Но не удивляйтесь, когда вас сметут. А вас обязательно сметут, потому что многие думают по-другому. Их много, и в них, в тех, кто думает по-другому, и есть сила революции. Вы говорите, революция обречена, и я соглашусь с вами, но добавлю, что обречена она на успех. Вы хоть раз пробовали вдуматься в то, что говорит Багров? Он предлагает вам превратить Деметру в нормальную человеческую страну, такую, как Китай, или Индия, или моя родная Америка. Не аграрно-сырьевой придаток монополий, не вахтовый городок размером с целую планету, а нормальную человеческую страну. Братство не навязывает вам свою волю, если вы не согласны с позицией братства – ради бога, не соглашайтесь. Сидите здесь, митингуйте, кричите друг другу, что революция – это плохо, давайте! Если вам повезет, вы сумеете остановить революцию, но потом Деметра превратится в такой же ад, каким стал Гефест. Решайте сами, где вы хотите жить – в нормальной стране или в вонючей помойке. Я надеюсь, у вас хватит ума сделать правильный выбор. Я все сказал, задавайте вопросы, если хотите. Госпожа Равалпинди, просидевшая всю речь Рамиреса в первом ряду рядом с господином Токанава, отобрала у похмельного профессора микрофон, и ее визгливый голос разнесся по залу:
– Достаточно! Мы вас послушали, так теперь послушайте нас! Мы знаем, кто вас послал! Эти сумасшедшие террористы подсылают к нам своих наймитов, чтобы смутить нас, чтобы смешать наши ряды, чтобы посеять среди нас смуту и неурядицы! Вы все сказали, господин Рамирес, но только задумка ваша здесь не пройдет! Мы, ученые Деметры, всегда славились своим единством! Мы не позволим вам запудрить наши мозги! Вы отработали свои деньги, господин Рамирес, теперь уходите к тем, кто вам платит! Здесь у вас ничего не получится!
Рамирес взбеленился.
– Мне никто не платит! – заорал он. – Если здесь есть физики, спросите у них, они знают, что такое теорема Рамиреса. А если не знают, так пусть посмотрят в библиотеке и узнают! Я не просто говорун вроде вас, я провел на Гефесте четыре года, и моя лаборатория за это время открыла семь новых месторождений. Я умею не только говорить, но и делать открытия, которые помогают людям. А вы, что вы сделали в науке? Или вы умеете только визжать, когда вас не просят?
Госпожа Равалпинди разинула рот и некоторое время беззвучно хлопала им, как рыба.
– Так что? – продолжал Рамирес, закрепляя успех. – Вам нечего возразить? Тогда захлопните свою пасть и сядьте на место, потому что я просил задавать вопросы, а не сотрясать воздух пустыми словами. Садитесь, вы все сказали!
– Это неслыханно! – взвизгнула госпожа Равалпинди, она глубоко вдохнула, готовясь произнести убийственную тираду, и она было начала говорить, но профессор Токанава отобрал у нее микрофон.
– Господин Рамирес, – вежливо сказал он, старательно отворачиваясь от беснующейся госпожи Равалпинди, – вы прибыли сюда как частное лицо или по поручению… гм… революционеров?
– Я являюсь полномочным представителем Центрального Революционного Комитета при университете имени Вернадского, – заявил Рамирес. – Когда я отвечу на все вопросы, я обращусь к вам, господин профессор, потому что мне надо подыскать кабинет, и еще мои координаты надо внести в университетскую базу данных. Но я обращаюсь не только к уважаемому профессору Токанава, но и ко всем присутствующим, я говорю, что если кто-то думает, что я пришел сюда потому, что братство мне платит, пусть этот кто-то выйдет сюда, и я плюну ему в лицо. Я уже рассказал, каким был мой путь в братство, и я клянусь, что сказал только правду, и разорву в клочки любого, кто скажет, что я лгу! – Рамирес понял, что говорит настолько пафосно, что это становится смешным. Он смутился и добавил: – Извините.
Реакция зала Рамиреса удивила. Кто-то смотрел на него, как на идиота, кто-то воодушевленно вопил что-то возмущенное, кто-то просто смеялся, но многие смотрели на Рамиреса с сочувствием, а кое-кто даже с обожанием. В нескольких местах даже зазвучали аплодисменты.
Молодая смуглокожая девушка поднялась с места и сказала в микрофон:
– Господин Рамирес, скажите, пожалуйста, где записывают в братство?
Этот простой вопрос вызвал в зале настоящую бурю. Кто-то орал “позор!”, кто-то орал “браво!”, кто-то аплодировал, кто-то свистел, короче, кругом творился настоящий бедлам. Рамирес решил, что достиг своей цели.
– Когда профессор Токанава внесет мои координаты в базу данных, вы сможете ко мне обратиться, и мы все обсудим. Спасибо за внимание.
С этими словами Рамирес спустился с трибуны и направился к проректору.
– Замечательная речь, – прокричал Токанава, наклонившись к уху Рамиреса. – Пойдемте в мой кабинет, нам надо многое обсудить. Мне кажется, мы сработаемся.
Когда Рамирес и Токанава выходили из зала, их провожали аплодисментами. Рамирес так и не понял, что это означает – то ли запоздалую признательность по поводу произнесенной речи, то ли выражение благодарности за то, что большой черный клоун наконец-то покинул помещение. Впрочем, какая разница?
Ознакомительная версия.
