— Тут что, строят новый кафедральный собор? — спросил Лендгрейв.
— Тут был собор, — потрясенно произнес Афандис. — Еще сегодня вечером. Ума не приложу, кто мог его взорвать…
Лишь теперь Лендгрейв заметил, что котлован до половины заполнен обломками. Битый кирпич, обломки колонн и капителей, металлический хлам, торчащие сломанными костями, расщепленные бревна стропил и перекрытий. Судя по размерам провала, собор был поистине огромен. Чтобы разнести такую махину, знал лейтенант, нужна была сотня бочек с порохом — и неплохие познания в саперном деле, а также архитектуре. Иначе огромное здание не провалится само в себя, сложившись, как карточный домик. А что вон там выглядывает из-под разможженых стропил и кирпичного крошева? Неужто Знак Единого, сжатая в кулак Длань?! А это, никаких сомнений, край священнического балахона.
— А ты говорил, что у вас язычников нет! — изумился Лендгрейв. — Кто еще мог взорвать собор?!
— Твоя правда. Значит, есть. Но почему не чувствуется пороховой гари? Чтобы так рвануло, нужен весь порох с городских арсеналов… Может, его и не люди уничтожили? Похоже…
— Не «похоже», а точно, — поправил Лендгрейв, досадуя на свою глупость. А еще боевой офицер… Мог бы и сам сообразить: взорвись тут порох, гарь висела бы пеленой. Но ни запаха сгоревшей взрывчатки, ни хлопьев несгоревшего пороха, ни выбитых взрывной волной окон. Точно, колдовство.
Еще вчера в суеверном страхе он бы осенял себя Знаком Единого. Сегодня непонятное несло не страх, а надежду. Они не одни во вражьем логове. Против отборного церковного воинства на их стороне сражается могущественная, древняя Сила. Она уравняет шансы в борьбе со всемогущими церковниками.
Поначалу Лендгрейв побаивался, что солдаты взбунтуются уже против них, увидев, что воевать приходится не с Клеоменом, а с Церковью. Но нет, лица проходящих мимо развалин солдат были каменно-спокойны. На некоторых проглядывали сумрачные улыбки. Те, кто сражались с Третьим Тельгаттейским полком, уже сделали свой выбор. И прекрасно знали, на что идут.
…Задумавшись, Лендгрейв едва успел натянуть поводья. Прямо под копыта из развалин бросилась Гердис. Одежда на ней была пыльной и грязной, будто только что она лазила по руинам, а может, и странствовала по канализации. Лендгрейв не отстранился, даже не сморщился от вполне понятных ароматов, которыми тянуло из котлована ан месте собора. После Памфлилиона он и сам не благоухал как парфюмерная лавка. Впрочем, и теперь она оставалась добрым другом, поддержавшим в трудную минуту. А может — впервые в жизни лейтенант никак не мог признать очевидное — и не только другом. Гердис оказалась решительнее: не смущаясь жалким видом и присутствием сотен людей, она потянулась губами к лицу Лендгрейва. Поцелуй вышел крепким и долгим, Гердис оборвала его, когда стала задыхаться. Слова — от дежурно-равнодушного «здравствуй» до исполненного тревоги «что с тобой произошло» — были не нужны и бессильны. Они оба сражались за город и за веру предков, и оба уже пережили немало.
— Ты откуда? — наконец спросил лейтенант. — Что в городе? Что с собором?
— Оттуда, — показала женщина на развалины. — Там есть ход, ведущий в канализацию. По ней можно пройти в любую часть города. — Она облизнула губы. — Что в городе — не знаю, судя по всему, Сагони таки добрался до порта. Насчет собора — потом расскажу, это не должны знать посторонние.
— Что с остальными — с Альваро, Сагони?
— Альваро схвачен, — так же кратко ответила Гердис. — Предала Неифила. Сагони в порту… Был. Судя по всему, ему удалось поднять работников верфей, а остальные пошли за ними. В городе, судя по всему, восстание, но церковники что-то не наступают.
— А нечем наступать, — усмехнулся Афандис. Гердис с ужасом воззрилась на его церковную форму, но быстро овладела собой. — Третий Тельгаттейский полк разгромлен два часа назад при Памфилионе. Ваш Лендгрейв один стоит полка.
— Нам помогла Великая Мать, — смутившись от похвалы, произнес тавалленец. — Наверное, Она и разрушила собор. Что ж, идем вместе. Где может быть Сагони сейчас?
— Там же, где и церковники, — ответила женщина. — Если тут их нет, значит, и в Ратуше только стража. Я бы поставила на военный порт и цитадель.
— В порт успеется, — решил Лендгрейв. — Сначала — цитадель, она ближе.
— Правильно, — одобрил Афандис. — Там тюрьма, где, скорее всего, держат Альваро, и еще много хороших людей. Кроме того, там главный арсенал Медара. Насколько я знаю, оружия на дивизию хватит. Если ваш Сагони не дурак, он начнет с цитадели. После этого захватить порт будет легче.
— Тогда разделимся, — принял окончательное регшение Лендгрейв. — Афандис, веди своих людей к Сагони. Там понадобятся и пушки, и мушкеты, и обученные солдаты. У горожан, скорее всего, ничего, кроме ярости, нет. А мы… Скажи, Гердис — есть ли там, внизу, ход в Цитадель?
Гердис задумалась. Она здесь родилась и выросла, и лет, наверное, до десяти ни разу не видела солнца. Но никому не под силам знать все ходы, какие нарыли медарцы за полторы тысячи лет существования города. И все-таки… Все-таки один из ходов и правда вел в цитадель. Другое дело, на памяти Гердис им ни разу не пользовались. Предшественница всех предавшей Астрис, ставшая наставницей Гердис и погибшая на костре, рассказывала, как его найти.
— Да, только не знаю, в каком он состоянии, куда именно выводит. Но точно внутрь стен цитадели. Или в кладовые, или в храм. Бывшее наше святилище, его даже Катастрофа не уничтожила, а церковники в свою церковь превратили.
— Понятно, Гер. Ну что ж, Афандис, на всякий случай простимся. Счастлив с тобой познакомиться. Помоги своим согражданам атаковать по площади. А мы попробуем взять цитадель изнутри.
— А для меня большая честь — сражаться вместе с вами, Лендгрейв, — произнес вождь мятежников. — Идите, и да поможет вам Великая Мать.
У последних перед площадью домов толпа горожан остановилась. Дальше ходу не было — лишь простреливаемая со стен площадь и мрачная глыба цитадели. Главные проспекты, улочки, тесные колодцы дворов, дома были заполнены восставшими. А конца желающим посчитаться с «черными мундирами» не предвиделось: они шли и шли, уже не только из занятых повстанцами приморских кварталов Старого города, но и из окраинных трущоб Нового. Большинство — просто уличное отребье или вчерашние мирные горожане, решившие под шумок пограбить и свести с врагами счеты. Но попадались и стражники в полной форме и с оружием. Таких оказалось на удивление много, и не только солдат. Их возглавлял угрюмый капитан с вислыми черными усами. В отличие от сограждан, они были вооружены мушкетами, пистолями, а четверо здоровяков-артиллеристов несли даже фальконет на шестах. Всего их было не меньше двухсот, а то и трехсот человек. Но они сразу же разбились на взводы и роты, а привычка к дисциплине позволяла командовать ими и после начала боя.
