Китти Этрих и дети навестили Винсента часом ранее. Еще до их появления Изабелла ушла в конец коридора. Через несколько минут туда же прибежал Джек и уселся возле нее. Кроме них двоих, в коридоре никого не было.
Сцепив пальцы на затылке, Джек не без гордости сообщил:
– Я здесь был с папой несколько дней назад. В этой самой больнице.
Изабелле хотелось прижать его к себе и поцеловать в пухлые щеки, но она лишь кивнула, так энергично, словно он сказал нечто необыкновенно важное.
– Мой папа – лучше всех!
Она боялась расплакаться и потому снова кивнула, низко опустив голову. Нельзя, чтобы малыш видел, в каком она отчаянии. Но когда она справилась с собой и взглянула в его сторону, Джека уже и след простыл. И тогда она вдруг поняла, что мальчик понятия не имел, кто она такая. Ему просто хотелось поговорить с кем-нибудь о своем отце, о том, как он его любит. При мысли об этом Изабелла снова едва удержалась от слез.
Просидев в коридоре не меньше получаса, она наконец решилась пройти в комнату персонала, чтобы осведомиться у Мишель, ушли ли уже бывшая жена Винсента и его дети. Та сказала, что да, ушли, и как раз сейчас к мистеру Этриху зайдет врач и присутствие Изабеллы весьма желательно. Мишель выпалила все это скороговоркой. Изабелла пожала плечами. Что нового мог сообщить ей врач? Она уже все знала от Мишель. Тем не менее она заторопилась в палату. Лишь находясь рядом с Винсентом, она чувствовала в себе силы жить дальше.
Через несколько минут к ней подошел врач и кратко обрисовал ситуацию. Состояние Винсента нестабильно. Он срочно нуждается в переливании крови, в противном случае ситуация может принять скверный оборот. Проблема лишь в том, что у него редкая группа крови, которой нет не только в их больнице, но и ни в одном из банков крови города.
Изабелла, просияв, сказала, что это затруднение легко разрешимо, потому что у нее в точности такая же группа крови, как и у Винсента. Доктор облегченно вздохнул, но после, взглянув на ее живот, нахмурился и напомнил ей, что она беременна. Он добавил, что в ее положении даже думать нечего о донорстве – потеря крови может нанести серьезный вред плоду. Она упрямо помотала головой. Врач пустился в подробные объяснения, но она жестом прервала его и заявила:
– Я готова пойти на этот риск. Возьмите мою кровь. – Врачу отчего-то показалось, что она все загодя обдумала. – Возьмите мою кровь. – Ему надолго запомнились эти слова, но он затруднился бы сказать, чего в них было больше – самоотречения или глупого упрямства.
Нет, Изабелла Нойкор была далеко не глупа. Она вернулась из своих странствий убежденной оптимисткой. Ей было страшно, но даже в этом скорбном месте, где трещали, гудели и попискивали непонятные приборы, надежда ее не покинула. Бруно Манн, останься он в живых, никогда не смог бы понять, почему она так поступила. Выбора для нее не существовало. Она не пожертвовала жизнью Энжи ради спасения Винсента, а просто выбрала их обоих. Сперва вытащим одного, а после вместе воспитаем другого. Хаос не имел к этому выбору никакого отношения. У него не было права голоса.
Она отдавала себе отчет, что идет на риск, но от всей души верила: все закончится хорошо – для всех.
Когда за врачом закрылась дверь, она вытащила из сумочки плеер, надела серебристые наушники и включила звук. Она слушала свои любимые мелодии, которые записала еще в Вене. Первым, «с глубины в тысячу поцелуев», зазвучал голос Леонарда Коэна[7]. Она начала негромко подпевать. Винсенту нравилась эта песня. Изабелла взяла его за руку, и получилось, что они как будто слушают вместе.
Мужчина, чью кровать отделял от ложа Этриха белый занавес, впервые с момента появления Изабеллы в палате открыл глаза. Он слышал, о чем она говорила с врачом, и во все время этой беседы не мог сдержать улыбки. Пройдет немного времени, и он обратится к ней. И скажет, что просит прощения за бесцеремонность, но так уж вышло: ему невольно пришлось стать свидетелем недавнего разговора. Он осмелился ее побеспокоить только потому, что у него как раз такая же группа крови, как у нее и у ее друга. И он рад будет стать донором, если только больной не будет иметь ничего против. Но вот уж чего он точно ей не скажет, так это того, что в жилах у него течет их кровь – его и ее. Закрыв глаза, он с удовольствием слушал, как прелестная женщина мурлыкала себе под нос слова песни, похожей на заклинание, и звуки эти заполняли все пространство больничной палаты, которой суждено было еще в течение некоторого времени оставаться их домом.
Гесиод (VIII—VII вв. до н. э.) – первый известный по имени древнегреческий поэт; в поэме «Теогония» (т. е. «Родословная богов») рационалистически систематизирует греческие мифы.
«Аида» (1870) опера итальянского композитора Джузеппе Верди (1813—1901).
Здесь и дальше стихи в переводе В. Гретова.
«Едоки картофеля» (1885) – картина голландского художника-постимпрессиониста Винсента Ван Гога (1853—1890).
Да? (нем.).
Паваротти, Лучано (р. 1935) – знаменитый итальянский певец, оперный тенор.
Кларк Гейбл (1901—1960) – знаменитый герой-любовник американского кинематографа, исполнитель роли Ретта Батлера в «Унесенных ветром» (1939).
«Mandy» – песня Скотта Инглиша и Ричарда Керра, ставшая в 1974 г. «биллбордовским» хитом номер один в исполнении поп певца Барри Мэнилоу (Барри Алан Пинкус, р. 1946).
Фред Астер (Фредерик Аустерлиц, 1899—1987) – американский танцор и актер, прославившийся в комедийных мюзиклах, как бродвейских, так и голливудских; его частой партнершей была Джинджер Роджерс.
«The Monkey Time» – песня Куртиса Мейфилда, ставшая в 1963 г. «биллбордовским» хитом (номер 2 в категории «черная» музыка, номер 8 в категории поп-музыка) в исполнении соул-певца Мейджора Лэнса (1941—1994), который имел еще один хит в верхней десятке «Биллборда» – «Um, Um, Urn, Um, Um, Um» (1964).
Мюзикл Ричарда Роджерса и Оскара Хаммерстайна, экранизированный Робертом Уайзом в 1965 г. с Джулией Эндрюс и Кристофером Пламмером в главных ролях.
Имеется в виду песня «Thousand Kisses Deep» с альбома Леонарда Коэна «Ten New Songs» (2001).
