Герцог Снивер так и не пришел к какому-либо путному выводу, да он и не видел смысла ломать голову над неразрешимыми загадками, особенно когда можно было заняться делами гораздо более приятными. Тяготы правления с лихвой компенсировались привилегиями, во всяком случае, так казалось Сниверу. Что за бальзам на старые раны — все то почтение, уважение, даже преклонение, которые он теперь испытывал по отношению к своей драгоценной персоне. И потому в тот вечер, когда на пороге его нового жилища возникла кельдама Нуксия (со дня погребения Повона минуло две недели), настроение его было самым радужным. Нуксия, как всегда, подавляла самим своим присутствием, но на этот раз не внушала привычного ужаса. К разговору с кельдамой он подготовился заранее и встретил ее спокойно и с достоинством.
Беседа состоялась в его личном зале для аудиенций, и сопровождавшие Нуксию дамы остались за дверью. Великолепие обстановки вкупе с собственным величием прибавили Сниверу уверенности в себе. Никакого нервного тика — сплошное чувство собственного достоинства. Никогда прежде он не решился бы иметь дело с кельдамой. Теперь же, откинувшись в роскошном кресле и напустив на себя покровительственное великодушие, он произнес тщательно отрепетированную речь.
— Дорогая моя, нас объединяет общая беда. Я потерял горячо любимого отца, вы — не менее почитаемого жениха. Скорбь наша безгранична, но все же, боюсь, ваше горе невыносимее моего, ведь вы остались совсем одна — одинокая женщина в чужой стране. Быть может, теплые чувства, которые вы за время своего пребывания пробудили в сердцах лантийцев, послужат вам некоторым утешением, но увы — они не в силах повлиять на то печальное положение, в котором вы оказались. Посему мне, как герцогу, надлежит сделать все, что в моей власти, дабы облегчить участь той, которая едва не стала мне… матерью. Можете не сомневаться, я сочту за честь оказать вам покровительство, пока вы сами не решите удовлетворить свое конечно же горячее желание вернуться на родину в Гард-Ламмис. Сколь бы крепка ни была наша к вам привязанность, мы не станем лишать вас подобного утешения. До самого вашего отбытия нас будет объединять чувство общей утраты.
— И не только оно, — ответила кельдама, и что-то в ее тоне заставило Снивера насторожиться.
— Простите?..
— Не далее как сегодня я получила письмо от отца, келдхара Гард-Ламмиса, — мрачно заявила Нуксия. — Вы также, несомненно, в ближайшем будущем получите послание аналогичного содержания, которое доставит сюда доверенное лицо келдхара. Памятуя о лантийской манере вести дела халатно и со множеством проволочек, я взяла на себя смелость собственноручно сообщить вам о намерениях моего отца. Его великолепие выразил желание, вернее, твердую решимость касательно нашего с вами брака. Как вы, конечно, догадались, я тоскую по Гард-Ламмису. Однако интересы его великолепия требуют моего присутствия здесь, в Ланти-Юме, и потому я вынуждена согласиться. Я буду вашей женой.
Снивер в ужасе на нее воззрился, с минуту безмолвно хватал ртом воздух, потом умудрился выдавить из себя:
— Кельдама, но это же невозможно.
— Возможно и неизбежно. Так хочет келдхар.
— Но… но так нельзя. Вы ведь были невестой моего отца…
— Герцог, вместе с титулом вы унаследовали и обязательства его, и привилегии. Я, кельдама Нуксия, дочь келдхара, — наиглавнейшее из этих обязательств.
— Я… я не уверен, что это законно.
— В таком случае почему бы не пересмотреть закон?
— Н-но… то есть…
— С этим заиканием надо что-то делать, нареченный. Изъян в речи правителя даже такого захолустного городка, как этот ваш Ланти-Юм, непростителен. Возможно, потребуется определенный курс лечения. Приготовить отвар мне, право же, не составит труда. Отец ваш, будучи прекрасно знаком с моими снадобьями, был о них самого высокого мнения. Не сомневаюсь, что и вы воздадите им должное.
Впервые со дня смерти отца у Снивера задергалось правое веко. Нуксия пугающе внимательно смотрела на это непроизвольное движение.
— Я… Не время мне думать сейчас о женитьбе, — пробормотал новоиспеченный герцог. — Надо подождать… подождать, пока не закончится война.
— Война? Какая война? Что за чушь?
— Война, которую отец вел против жителей подземелий, она ведь требует победоносного завершения.
— «Война»! Как это похоже на лантийцев — называть войной мелкую свару. В Гард-Ламмисе она сошла бы, самое большее, за стычку. Типично в духе вашего самодовольного папаши — посылать гвардейцев драться с белыми демонами, вооруженными сверхъестественной силой! Командир Круфор, с которым мы не раз об этом беседовали, подробнейшим образом описал, как было дело.
— Тем не менее войну следует закончить, — нерешительно настаивал Снивер.
— Война уже закончена, — заявила Нуксия. — Вы поняли меня, закончена! Само начинание это, безрассудное и бессмысленное, явилось следствием порочности вашего отца, гнилым плодом горячечных фантазий. Неоправданной тратой денег, людей, оружия и времени. При жизни покойный был глух к голосу разума. Но теперь, когда его нет, безрассудству этому нужно положить конец. Никаких атак на пещеры Назара-Син больше не будет. Все. Кончено. Не сомневаюсь, что его великолепие, не на шутку озабоченный состоянием лантийской экономики всячески меня поддержит. Война завершилась. Вы поняли меня, нареченный?
Снивер безмолвно опустил голову.
— Я спрашиваю, вы меня поняли? Извольте отвечать!
— Да, кельдама. Да.
— Так-то лучше. Теперь я вас оставлю, но ненадолго: пойду приготовлю отвар, который избавит вас от явной несовершенности голосовых связок. Затем возьмемся за прочие недостатки, коих у вас великое множество. Им-то я и объявляю войну как заклятый враг физических и моральных изъянов. Будьте спокойны, герцог, вы попали в надежные руки. С этим спешу откланяться… на время.
Кельдама Нуксия решительной походкой покинула зал аудиенций. Снивер же остался сидеть как изваяние, глядя на ее удаляющуюся спину и подрагивая уже обоими веками.
Содержание полученного спустя несколько дней письма келдхара было именно таким, как описала Нуксия. Правитель Гард-Ламмиса, делая упор на бессчетные преимущества столь блистательного союза, настойчиво рекомендовал его милости не мешкая поставить свою подпись под официальным документом, удостоверяющим факт помолвки. Поначалу Снивер был склонен противиться навязываемому ему браку. Однако, побеседовав с казначеем и выяснив сумму и условия подлежавшего к выплате ламмийского займа, счел нужным согласиться.
Большекрылая бурая летучая мышь шумно влетела в зал и приземлилась у ног леди Верран. Та, наклонившись, отцепила от крошечного ошейника столь же крохотный кисет, ослабила перетягивавшую его бечеву и высыпала наземь пригоршню разноцветных камешков. Вгляделась и, судя по выражению ее лица, несколько удивилась.