Я ударил по камню еще раз, сделав вид, что прислушался к совету своего тюремщика бить сильнее, и вдруг произошло чудо: каменная стена провалилась внутрь, и моему взору открылся лаз, ведущий куда-то в глубь горы. Одноглазый философ вскочил на ноги и с изумлением воззрился на провалившуюся породу…
— Никогда такого не видел, — пробормотал он и, утратив бдительность, заглянул внутрь, в кромешный сумрак, который освещался единственной стоявшей у него за спиной свечой, — надо бы позвать остальных…
Он медленно озирался и что-то бормотал про себя: не знал, что делать в подобной ситуации. У него было множество вариантов ответов на сложные вопросы, но он не знал ни одного ответа на самый простой.
Еще некоторое время он стоял ко мне спиной, стараясь различить что-нибудь в кромешной темноте, а потом спохватился, что был слишком неосторожен, и резко обернулся. Последнее, что он увидел в своей во всех отношениях счастливой и наполненной философскими рассуждениями жизни, — острие кирки, которое я всадил в его хлопающий изумленный глаз. Тяжелый металл пробил глазное яблоко, врубился в его изощренный мозг и застрял в черепной коробке. Философ рухнул как подкошенный, а я, опасаясь, что кто-то слышал случайный шорох или звук удара, стал двигаться в два раза быстрее — схватил свечу и нырнул в подземный ход. Даже если это был лабиринт, подобный тому, в котором я когда-то давно блуждал в подземелье Каменного Горгула, лучше мне навсегда сгинуть под землей, чем продолжать долбить каменную породу на катарских рудниках.
Когда я, освещая проход, быстро полз на четвереньках по подземному ходу, в голове у меня вертелись слова, которые я мог бы сказать умершему философу: «В сущности, то, что ты сейчас мертв, не так уж и плохо, если рассуждать философски: тебе уже не надо набивать свое брюхо и мучиться жестокой изжогой, не нужно справлять малую и большую нужду, нет никакой необходимости наблюдать за каторжниками, — ты можешь спокойно лежать и смотреть на присыпанную землей крышку гроба, и ничто и никто не будет тебя беспокоить. Какое блаженство, право. И еще несколько слов об относительности всего происходящего. Если для тебя все происходящее кажется замечательным, то мне такое физическое состояние плоти совершенно ни к чему… Правда, удивительно?»
Лаз постепенно расширился так, что я смог встать на ноги и идти, выпрямившись во весь рост. Я лишь слегка пригибался, чтобы не удариться головой о каменный свод. Свеча быстро догорела, так что большую часть пути я продвигался вперед на ощупь, упираясь руками в стены. Деревянных крепежей я не заметил, так что стены подземного хода могли обвалиться в любой момент. Я все шел и шел, потеряв счет времени и своим неуверенным, но торопливым шагам, пока впереди не забрезжил едва различимый свет. По мере продвижения яркое пятно превратилось в ясно различимый источник света, и почти сразу я разглядел приземистую низенькую фигурку, которая двигалась вдоль стены и словно обшаривала ее длинными руками. Рядом с карликового роста незнакомцем стоял фонарь. Слабо трепетал огонек на фитиле, бросая желтоватые блики на стены. В толстой ладони карлик сжимал горный молоток. Время от времени он несильно бил им в стену, после чего копался в камушках, рассматривал их в тусклом свете фонаря.
Ступая со всей возможной осторожностью, на носках, я стал приближаться к незнакомцу.
«Для начала завладею его фонарем. Молоток мне тоже пригодится, с ним я смогу добыть себе пропитание, когда выберусь на поверхность».
Тем временем карлик обнаружил что-то интересное. Покрутив находку в толстых пальцах, он оживленно хмыкнул, схватил лежавший неподалеку мешок и бережно что-то туда сунул. Когда он повернулся, я заметил, что к стене за его спиной прислонен огромный боевой топор, в свете фонаря тускло блеснуло серебристое лезвие.
«Топор тоже очень кстати. Им я смогу отбиваться от врагов».
Я так увлекся наблюдением за странным карликом, что вцепился в каменную стену слишком сильно. Под моей рукой вдруг оказался неустойчивый камень, он упал и едва слышно ударился о каменный пол. Карлик мгновенно подобрался, кинулся к топору, схватил его и замер, подняв над головой. Я стремительно вжался в стену. Заметить меня было невозможно — я был закрыт от рудокопа каменным выступом. Но я тоже не мог наблюдать за незнакомцем.
Через какое-то время свет стал меркнуть. Я выглянул из-за выступа и увидел, что карлик забросил мешок на спину и спешит прочь, топор он держал в правой руке, а фонарь привесил в поясному ремню. Стараясь двигаться как можно осторожнее, я поспешил следом. Кажется, мое появление в подземном ходу осталось незамеченным.
Карлик шагал уверенно. Высота лаза вполне позволяла ему идти быстро, без опаски зацепиться головой за каменный свод. Я же вынужден был пригибать шею.
Нападать со спины я совсем не привык, но, похоже, у меня не оставалось другого выхода. Судя по реакции на звук упавшего из-под моей руки камня, настроен карлик был крайне воинственно.
Я уже совсем было собрался разбежаться и прыгнуть ему на плечи, когда свет впереди стал нестерпимо ярким, и через некоторое время карлик, а следом за ним и я выбрались в необыкновенно живописную цветущую долину. На невысоких плодовых деревьях висели сочные плоды, между деревьями порхали птицы, высокие цветы распускали пышные бутоны, над цветками жужжали медоносные пчелы, а меж всего этого благолепия примостилась маленькая деревушка, сплошь состоящая из крепко сбитых бревенчатых домиков. Крыши их были покрыты каменной крошкой. Среди общего однообразия построек выделялся только один дом — двухэтажный, с окнами, отделанными резьбой из красного дерева. После кошмара рудников и многодневной пытки тяжелым физическим трудом я буквально опьянел от потрясающего зрелища и на короткое время забыл, что мне угрожает смертельная опасность, а некто очень могущественный задался целью погубить меня.
Этого сладостного забытья оказалось вполне достаточно, чтобы вынырнувший откуда-то карлик с размаху опустил свой топор на мою голову. Хорошо еще, что бил он плашмя, чтобы только оглушить меня, иначе история моего путешествия прервалась бы самым печальным образом…
Впрочем, я был ему нужен. Вернее, нужен его народу. Как я узнал несколько позже, буквально накануне моего появления они собирались сделать вылазку в места человеческого обитания, чтобы украсть какого-нибудь юношу лет этак двадцати — двадцати пяти. И тут им подвернулся я.
Наверное, они дни и ночи воздавали хвалы своему карликовому богу, что я оказался таким прытким и сбежал из рудников. Правда, позже моя прыткость показалась им чрезмерной… Но об этом несколько позже.
