– Ваша светлость, – сказал сэр Норберт, – граф Ришар… Отряд уже собирается. Но у меня вопрос…
Он умолк, давая мне самому догадаться о сути вопроса. Граф сделал каменное лицо и начал смотреть в сторону.
Я посмотрел на него с досадой.
– Насчет Боудеррии? Кстати, она еще не убила того любезного рыцаря, посмевшего обозвать ее ледей?
– Не убила, – ответил сэр Норберт. – Но, сэр Ричард, я прошу вас объясниться! Почему вы берете с собой эту… женщину, а не своих верных рыцарей? Любой из нас может все то, что может она, и намного больше!
Я покачал головой.
– Сэр Норберт, я глубоко ценю ваш порыв… однако вы не сможете делать то, что эта женщина.
Он гордо выпрямился, задета его честь, нахмурился.
– Объяснитесь, ваша светлость!
Я сказал неохотно:
– Вы рыцари, а это значит, не ударите в спину и… вообще. Для вас существуют запрещенные приемы, недостойные методы… в то время как любая женщина начисто лишена этих рыцарских… достоинств. Мы едем в место, где столкнемся с магами и помощниками магов. В отношении их правила войны не действуют! Их можно и нужно убивать, как диких зверей, без церемонного расшаркивания и правила выбора оружия. Эта женщина – сможет! А вы?
Боудеррия окинула меня холодным взглядом с головы до ног и обратно, однако смолчала.
Сэр Норберт переступил с ноги на ногу.
– Если, – проговорил он медленно и, как мне показалось, все же в сомнении, – как вы говорите, в отношении их правила войны не действуют, то рыцари тоже могут…
– Могут, – согласился я, – и не… смогут. Либо будут долго колебаться. А эта женщина ударит сразу. У женщин нет понятий рыцарской чести, сэр Норберт!.. Боудеррия, ты готова?
Глаза ее, светло-голубые, как вода с высокогорных ледников, снова окинули меня с головы до ног, но ответила с холодной почтительностью:
– Да, сэр.
– Ударишь сразу?
– Да, сэр.
– А если противник упадет на колени и запросит пощады?
– Пусть просит, – ответила она без выражения. – Я убью его и пойду дальше.
– Видите, – сказал я. – А ваш рыцарь не пойдет дальше, а останется, теряя драгоценные секунды и даже минуты на неизбежные рыцарские церемонии! Потому для особо важных дел нужны именно такие люди. А священники отпустят им мелкие грехи несоблюдения каких-то неважных ритуалов.
Он поморщился, неважных в кодексе рыцарства нет, с другой стороны, да, я говорю хоть и неприятные вещи, даже оскорбительные для рыцарства, но в интересах общего дела иногда важнее через что-то переступить, чем соблюдать все формальности обряда.
– Как скажете, мой лорд, – произнес он и поклонился. – Только я хотел бы, чтобы такие слова произносили не вы.
– А кто?
Он произнес холодно:
– Люди менее благородного сословия. Палачи, к примеру.
– Политики, – ответил я нехотя, – еще те… гм… куда там палачам, что работают поштучно. У нас же статистика.
Он не понял, спросил с холодноватой учтивостью:
– Позвольте выстроить отряд?
– Действуйте, – сказал я. – Мы сейчас будем.
Он коротко поклонился и вышел, успев бросить на Боудеррию взгляд, полный отвращения.
Я повернулся к воинственной валькирии.
– Рвалась действовать? Теперь не заскучаешь. И мужским вниманием будешь окружена.
Она смотрела все так же холодно и ровно, но когда заговорила, в голосе звучала откровенная злость:
– Это я такая бессердечная убийца?.. Нет понятий о чести, ударю сразу, зарежу, заколю, затопчу, забодаю…
– Так надо, – ответил я мирно. – Иначе бы на меня здорово обиделись. И тебя взять бы не удалось.
Она сказала едко:
– Но вы говорили очень искренне!
– Я политик, – объяснил я, – могу и слезу пустить.
Граф Ришар чуть слышно хмыкнул, отвернулся и рассматривал кубок, задумчиво поворачивая его в руке с таким вниманием, будто впервые увидел.
– Пойдем, – сказал я. – Надеюсь, у тебя конь не слишком черепашистый. А то бросим на полдороге.
Она вышла следом, я слышал ее сердитый голос за спиной:
– Все равно, я уверена, вы так и думаете… Убьет без раздумий, ударит в спину… Хотя, если подумать, вы обо мне сказали верно, хоть и обидным тоном. Мы такие. Я женщина и не понимаю, почему, если выбью из руки врага оружие, должна остановиться, разрешить ему поднять или даже сама с поклоном подать ему, и только затем, возобновив бой, убить, если получится?.. А если сразу, то, по-вашему, это нечестно!
Сэр Норберт взмахом руки велел всадникам выстроиться в ряд, быстро вскочил на своего скакуна и занял место слева.
Я сказал ей тихо:
– Потому тебя и взял. А ты думала, из-за твоих выпуклостей?
Она фыркнула и пошла к своему коню. Зайчик подставил бок со стременем, я вспрыгнул и орлом оглядел всадников. Сэр Норберт подбирает очень умело, не гонится за знатностью, что было бы понятно, каждому лестно, если в его подчинении есть родовитые лица. Отобранные им герои даже внешне похожи на него: собранные, поджарые, явно быстрые, жилистые, на меня сразу уставились в ожидании чего-то необычного, вот где у меня сидит моя репутация.
– Отныне вы ядро нового подразделения, – сказал я. – Вашим девизом должно стать что-то типа «Трудные задачи выполняем немедленно, невозможные – чуть погодя». Хотя мы и не кузнецы, но по наковальне настучать сможем каждому! Вы собраны для решения задач, которые не по плечу всему войску, ясно?
Их серьезные лица медленно вытягивались. Кое-кто тихохонько переглядывался, стараясь не шевелить головой, только сэр Норберт, все еще хмурый и сосредоточенный, смотрел то на меня, то на Боудеррию.
Один из воинов сказал несмело:
– Ваше светлость… это значит, мы больше не разведчики?
– Нет, – ответил я, – вы ими остаетесь, только классом повыше. Почему набор был поручен именно сэру Норберту? Потому что в разведку брал только тех, кто способен сам принимать решения. Там нет рядом лордов, кроме того, вы можете не только сражаться в одиночку, но еще и до сражения трезво решить: стоит драться или лучше удрать? Удрать не стыдно, стыдно погибнуть и не привезти добытых сведений о враге!.. Вы – элита, я верю выбору сэра Норберта. И я надеюсь на вас, как на лучших. А теперь – в путь! Двигаться будем быстро. Промедление смерти подобно.
Я повернул Зайчика и направил его за пределы лагеря. Бобик весело помчался впереди, перепрыгивая через костры, повозки, обедающих воинов, пугая коней и время от времени оглядываясь: следуем тем же путем?
Боудеррия едет, как я рассмотрел, не поворачивая головы, вместе с отрядом и в то же время чуть в сторонке. Воины на нее поглядывают со смешанным выражением мужского интереса и трусости: тонкий стан и крупная грудь – хорошо, но широкая челюсть, к тому же вызывающе выдвинутая вперед, говорит о крутом и непокорном нраве, а кто из нас любит непокорных женщин? Только те, кто брешет, как попова собака.
