Передохнув, мы пошли дальше, вдоль ароматной стены живой изгороди. Наконец подъем закончился и мы остановились перед самой обыкновенной деревянной калиткой. Она была открыта нараспашку и тихо поскрипывала, качаясь на холодном ветру. Маленькие следы вели в сад, в глубине которого скрывался старый трехэтажный дом с башенкой наверху.
– Получается, нам сюда, – объявил я. – Хотел бы я знать, куда мы с тобой все-таки попали…
– В миф, – лаконично отозвался Шурф. – В почти забытый миф, если быть точным… Идем, Макс.
– У тебя глаза горят, как у моих кошек перед наполненной миской!
– Куда им, твоим кошкам! – рассмеялся он. – Ты сам не понимаешь, что ты для меня сделал! Мне и во сне не могло присниться такое приключение…
– “Приключение”? – насмешливо переспросил я. – Тоже мне приключение! Пока мы бродили по Темной Стороне, все было вполне необыкновенным, как и положено, а здесь – ничего особенного… На мой вкус, пешая прогулка через Старый город – куда более впечатляющее событие.
– Иногда мне кажется, что у тебя слишком бурное воображение. А иногда я понимаю, что у тебя его вовсе нет, – вздохнул Лонли-Локли. – Наверное, мы просто очень разные люди.
– Еще какие разные! – улыбнулся я. – Ладно, пошли уж… И кстати, о приключениях: держись у меня за спиной. Так, словно это я и есть грозный сэр Лонли-Локли, а ты – какой-нибудь смешной парень вроде меня самого.
– Ладно.
* * *
Мы вошли в сад и направились к дому. Я как раз закончил подниматься по стертым ступенькам массивного каменного крыльца, когда безжалостный поток невесть откуда взявшихся воспоминаний нахлынул на меня, разнося в клочья последний бастион моего здравого смысла.
– Что с тобой, Макс? – встревоженно спросил Лонли-Локли.
Вид у меня, наверное, был тот еще: я как раз пытался вспомнить, кто такой этот странный длинный парень и что он делает на крыльце МОЕГО ДОМА?! Просто новый жилец или?..
Грудь заныла от знакомой острой боли, словно бы спрятанный там невидимый меч короля Мёнина поворачивался с боку на бок, устраиваясь поудобнее, – как нельзя более вовремя! Боль каким-то образом возвращала мне память, вынуждала меня, ломая ногти, цепляться за обрывки прежних представлений о себе – хотя бы для того, чтобы снова почувствовать себя вполне всемогущим сэром Максом из Ехо, способным справиться еще и не с такими неприятностями. Все что угодно, лишь бы не превратиться в перепуганный комочек мяса и нервов, жалобно повизгивающий от страха и беспомощности…
А потом все внезапно встало на свои места: хлоп – и готово, словно какой-нибудь невидимый диспетчер моей жизни решил ликвидировать аварию и повернул соответствующий выключатель. Ну наконец-то!
– Уже все в порядке, – улыбнулся я. – Ты – Шурф Лонли-Локли, я вспомнил. А меня зовут Макс. В последнее времяя живу в Ехо, пугаю прохожих своей Мантией Смерти и занимаюсь магистры знают чем в Доме у Моста. А раньше… Впрочем, неважно, что было раньше, но это я уже тоже помню. Просто замечательно! Знаешь, Шурф, я только что был совершенно уверен, что наконец-то вернулся домой… Впрочем, какая-то часть меня все еще считает этот дом своим. Он мне столько раз снился, только я все время забывал эти сны – напрочь! Я здесь… ну, работаю, что ли. Я стерегу этот дом по ночам: прихожу сюда в сумерках и усаживаюсь в кресло, обитое истертым красным бархатом, в холле первого этажа. Обитатели этого дома всегда казались мне призраками, но, наверное, все обстоит наоборот: призраком был я, а все остальные – самые обыкновенные живые люди. Они никогда не могли меня увидеть, но догадывались о моем присутствии. По крайней мере, никто никогда не пытался сесть в мое кресло… Нет, стоп, теперь-то я понимаю, что все это мне просто снилось. Наверное, просто снилось.
– Иногда память преподносит странные сюрпризы, – кивнул Лонли-Локли. – К тому же наваждения бывают очень похожи на воспоминания… и наоборот.
– Твоя правда.
Я с трудом открыл тяжеленную дверь, навалившись на нее всем телом. Тяжесть тоже была знакомой, я даже вспомнил, что мое правое плечо постоянно ныло оттого, что мне приходилось каждый вечер сражаться с этой дверью. Но я победил дверь, и нашему взору открылись мраморный пол вестибюля, корзинка для зонтиков справа от лестницы и два зонтика: белый и серый, со старомодными деревянными ручками. Они торчали из этой корзинки, сколько я себя помнил… Нет, стоп!
– Ты совершенно прав, Шурф: наваждения бывают так похожи на воспоминания, что голова кругом идет! – вздохнул я. – Сейчас мы пройдем в холл. Слева будет дверь, ведущая на застекленную террасу, в глубине холла – черный кожаный диван, такое же кресло и журнальный стол, а справа – деревянная лестница, ведущая наверх. А за ней – мое красное кресло и зеркало на стене – я, к слову сказать, никогда не отражаюсь в этом зеркале. И маленький мраморный столик, а на нем настольная лампа с зеленым абажуром. Иногда лампу кто-то включает, но я никогда не делал этого сам… В общем, идем. И дай мне руку, ладно? У меня коленки дрожат, если честно.
– У меня тоже, – признался Лонли-Локли. – В этом месте есть что-то, что заставляет меня содрогаться от холода и одиночества. А я-то, дурак, был уверен, что и холод, и одиночество уже давно не имеют для меня никакого значения…
Он протянул мне руку в огромной кожаной рукавице, я вцепился в нее, как цепляются утопающие за шеи своих горемычных спасателей, и мы вошли в холл. Я убедился, что он полностью соответствует моему описанию – впрочем, я ни на мгновение в этом не сомневался!
– Садись на диван, Шурф, – сказал я, неохотно отпуская его руку. – Хорошее место в первом ряду, для единственного зрителя… И наверное, тебе не стоит вмешиваться в происходящее. Я и сам еще не знаю, что будет, но…
– Я понял, Макс, – мягко ответил он. – Ты здесь каким-то образом дома, а я – нет. Поэтому я буду просто сидеть и смотреть.
– Хорошо, – улыбнулся я.
А потом подошел к своему креслу, обитому потертым красным бархатом, сел и вздохнул с непередаваемым облегчением: я бродил черт знает где, неизвестно сколько времени, но теперь я вернулся домой, так что можно немного отдохнуть. Мне так этого хотелось!..
Я закрыл глаза и почти позволил ласковым волнам дремоты унести меня – я до сих пор не решаюсь даже подумать, куда они могли меня унести! – но знакомая боль в груди заставила меня открыть глаза и отчаянно помотать головой. “Нечего расслабляться, дорогуша! – сердито сказал я сам себе. – Вот вернешься домой – если еще вернешься! – устроишь свою задницу в каком-нибудь кресле помягче и тогда можешь расползаться, как подтаявшее желе. Все что угодно, но только не здесь и не сейчас…”
