– Как же надо было их расставить?
– Ты не Тэллор, а больше, чем он.
И прежде, чем я успеваю что-то сказать в ответ, Тайрисс повторяет:
– Я разучила новый танец. И я хочу станцевать его для тебя. Посмотришь?
– Разве я могу отказаться?
Если в её улыбке и есть доля торжества, то слишком незначительная, чтобы выглядеть обидной.
– Зажжёшь для меня свечи?
– Конечно.
Выдёргиваю из связки лучину, подношу её к мерно полыхающим в камине поленьям. Жду, пока огонь надёжно впивается своими острыми зубами в дерево, и прохожу по библиотеке, зажигая свечи в каждом из семи ветвистых канделябров.
Тайрисс выходит к середин комнаты, вспархивает на массивный стол, замирает, похожая на молельщицу. Проходит целая минута тишины, и начинается танец.
Огоньки свечей снимаются со своих насестов и, гуськом, смешно переваливаясь с боку на бок, спешат к своей повелительнице. Шлёпают по паркету, карабкаются по ножкам стола, выстраиваются кругами. Тайрисс обнимает себя руками за плечи, вытягивается струной.
Вспышка. Первый хоровод огоньков сливается в кольцо, вытягивается вверх пламенной стеной, становясь почти прозрачным.
Вспышка. Примеру первого следует второй хоровод.
Вспышка. Все три хоровода становятся огненными занавесями, через которые очертания фигуры Заклинательницы кажутся расплывчатыми и нечёткими.
Щелчок твёрдых пальцев, и пламенные полотнища, скрывающие Тайрисс, начинают движение, кружась всё быстрее и быстрее, и с каждым подбираясь всё ближе и ближе к её телу. Вот они коснулись, на долю мгновения остановили свой бег, а потом... Втянулись внутрь.
Плетёные полосы платья порскнули в стороны, оставляя Заклинательницу обнажённой, но вовсе не беззащитной.
Нежная кожа наливается светом, неистовым, ослепительным. Тот же огонь пылает в глазах, становящихся из янтарных солнечно-белыми. По косам стекают самые настоящие волны пламени, которым Тайрисс сейчас переполнена. Принявшая в себя одно из воплощений Хаоса, она совершенна. Как никогда.
Но чудо не может длиться вечно, иначе его прелесть станет незаметной: Заклинательница отпускает пламя на свободу. Огненные бабочки взлетают вверх с сияющего тела, унося вместе с собой частичку света. Порхают под потолком библиотеки, составляют знак, который я успеваю прочитать, и возвращаются туда, откуда пришли. На фитили свечей. Комната снова становится залитой светом, но теперь уже мирным и домашним.
– Тебе понравилось?
Молчу.
Тайрисс подходит ко мне, поправляя плетение платья.
– Так ничего и не скажешь?
– Почему же? Скажу. Спасибо.
Улыбка становится грустной.
– Ты понял?
То, что этот танец был прощальным? Конечно, понял. Но она прощалась не со мной, а со своими детскими мечтами. Несбывшимися? Так получилось.
– Да.
– Не обижаешься?
– Напротив. Я горд оказанной мне честью.
– Это всё, что я могу для тебя сделать.
– Знаю.
Тайрисс придвигается поближе и губами касается моей щеки. Потом заставляет наклониться и подвергает поцелую рассечённую бровь.
– Опять попал под горячую руку?
Вздыхаю:
– Увы.
– Я всё поправила, и Зимник ты будешь встречать не с разбитым лицом.
– Спасибо ещё раз.
– Мне не трудно. Когда он снова тебя покалечит, только позови!
– А твой супруг не будет против?
– Если не будет против твоя супруга.
Несколько вдохов мы смотрим друг на друга, потом не выдерживаем и начинаем хохотать. Веселья хватает ненадолго, но оно искреннее, а значит и минуты довольно, чтобы им насладиться.
– В твоей душе как будто стало меньше Хаоса, – то ли с сожалением, то с одобрением замечает Тайрисс.
– Не страшно! Когда хаос убывает внутри, он всегда прибывает снаружи. Если во мне его количество уменьшилось, то вокруг, то есть в моей жизни, увеличится, только и всего.
Она улыбается:
– Смотри, эти слова могут оказаться пророческими.
***
В святая святых Заклинательницы Сэйдисс – её рабочий кабинет – принято заходить, пятясь спиной вперёд. Чтобы было безопаснее вылетать оттуда: ведь падать, куда глядят глаза, приятнее, чем наоборот, верно? Я вспомнил об этом непреложном правиле уже перед самой дверью, ухмыльнулся и в точности последовал традициям. Пять не слишком уверенных шагов прямо от двери. Теперь можно остановиться и дождаться изъявления воли повелительницы. Но на всякий случай нужно быть готовым к худшему.
– Вы желали рассмешить меня своими действиями? – Раздаётся за моей спиной бесстрастный голос. – Возьму на себя труд сообщить: у Вас ничего не получилось. Попробуете ещё раз?
Если повелительница предлагает, это означает, что она настроена на разговор. Грех не воспользоваться таким шансом.
Поворачиваюсь, бухаясь на колени. Вот стерва, могла бы выбрать для кабинета ковёр и помягче, а не эту тростниковую циновку!
Проглатываю стон, прижимаю ладони к полу, выгибая спину. Сия поза должна изображать поклон, но со стороны, как могу догадаться, выглядит не слишком почтительно и не особо изящно.
Сэйдисс придерживается примерно такого же мнения:
– Ваши действия в течение последней минуты меня пугают. Вы окончательно повредились рассудком?
– Я всего лишь приветствую свою повелительницу так, как это должно делать.
– Что-что Вы там бормочете? Приветствуете каждую половицу?
Стараясь сохранить на лице безмятежное спокойствие, разбавленное благоговейным страхом, поднимаю голову.
Заклинательница сидит за столом, методично постукивая зажатым в пальцах правой руки пером по медному уголку книги приходов и расходов. Золотистые волосы собраны в строгий пучок, на безупречно прямой нос водружены увеличительные стёкла в тонкой оправе: как ни крути, а моей первой матушке уже перевалило на седьмой десяток, и если есть возможность не тратить данные от природы силы, Сэйдисс не преминет ею воспользоваться.
– Вы желали меня видеть, повелительница?
– Глупый вопрос. Или Вы добирались до поместья пешком от самого Нэйвоса?
Действительно, вопрос глупый. Но я и не претендую на звание первого мудреца в округе.
– Чему обязан?
– Обязательно должна быть причина? – Щурятся лазурные глаза.
– Вы ничего не делаете без веской причины, повелительница. Думаю, и этот раз не исключение.
Она откидывается на спинку кресла, кладя перо между страниц книги.
– Вы научились думать? Похвально.
– Я стараюсь, повелительница. Изо всех своих немощных сил.
– Занятное сочетание слов. Немощные силы... Но этого мало, чтобы заслужить прощение.
