Но вот, наконец-то, ослепляющая белая поверхность Кулака Солнца наполнилась волнами тепла, вихрями и появился замечательный мираж: деревня, рядом с ней деревья, и все это в зеленом море травы. А потом мираж стронулся, сместился и как-будто втянулся внутрь сознания Павека, заполнив там черную дыру, и он выдохнул только одно слово: — Квирайт. — Тут же он услышал, что не он один.
— Квирайт? — спросил Звайн. — Что? Где?
И тогда они сообразили, что Телами оставила этот мираж специально для них, чтобы восстановить их силу и веру, чтобы провести их через безжизненную и лишенную ориентиров поверхность соли.
Жар и сияние Кулака Солнца были ужасны, хотя, по сравнению с тем, когда он пересекал эти соляные равнины в первый раз, они показались Павеку не так страшны, так как тогда он не знал, что лежит по другую сторону. Чтобы избавить Звайна от таких же страхов, он попросил Руари и Йохана описать городскому парню охраняемые земли прежде, чем они ступят на соль.
Но что бы они не говорили, тень паники не исчезала из глаз Звайна. Когда они разбили лагерь после захода солнца, напоили своих животных и напились сами, он спросил выглядещего истощенным Звайна, хочет ли он ехать последнюю часть пути с ним или с Йоханом.
— Я буду в порядке. Все будет хорошо, как только я увижу Квирайт своими собственными глазами.
Звайн получил такую возможность вскоре после восхода, когда мираж и деревня слились. Вся деревня, друиды и фермеры, собрались приветствовать их, когда они подожли поблице к орошаемым зеленым полям.
— Вот мы и дома! — радостно закричал Руари. — Это Квирайт. Это не может повредить глазам Каши! — Он спустил пониже одежду, накрывавшую Акашию с головой, освободив ее голову.
Полуэльф ошибся. Акашия закричала от страха и ужаса, но они были уже внутри огромного пространства Квирайта, где сама земля была целебной, и где страж мог мгновенно перенести Телами туда, куда она хотела.
Канк подпрыгнул, когда Телами материализировалась рядом с ним. Но паника большого жука не повлияла на решимость Телами самой увидеть Акашию. Животное дернулось опять, потом встало как вкопанное. Когти всех шести ног зарылись в землю, когда Телами оказалась рядом с ней.
Крики Акашии прекратились. Она сидела без движения перед Руари с лицом, зарытом в его руки, и стонала. Павек и Йохан соскочили с канков и с помощью Руари спустили Акашию на землю.
— Дайте мне посмотреть на нее, — скомандовала Телами и опустилась на землю рядом с Акашией.
Не было никого волшебства, когда старая женщина взяла руки Акашии в свои и прижала их к своей древней груди. Совсем никакой магии или использования Пути, она просто мягко проводила своими пальцами по сжатым кулакам Акашии, и внезапно вздрогнула, когда ее руки наткнулись на узел повязки для глаз, которая все еще висела вокруг шее девушки.
— Что это?
Голос Телами был едва слышен, хотя Павек стоял прямо напротив ее, а Йохан и Руари стояли по бокам. Взяв кусок полотна обоими руками, она опять вскрикнула и развязала узел. Концы полотна заколебались от ветра, который Павек не почувствовал, потом Телами отбросила ее в сторону. С непобедимым любопытством Павек наклонился над повязкой, собираясь поднять ее.
— Позже.
Ее голос был все еще не больше, чем шепот, но такого могучего и страшного шепота он никогда не слышал. Шляпа повернулась к нему, и он мысленно поблагодарил вуаль, которая скрывала лицо Телами. — Помоги мне, — сказала она тем же страшным голосом, на этот раз Руари, который упал на колени рядом с ней и вытянул руки.
Она вызвала стража серией могучих, коротких вызовов, и он пришел как вихрь, поднявшийся из земли.
Ноги Павека задрожали от силы, идущей через Руари. Сам полуэльф вскрикнул, когда огромная сила влилась в его тело, но крепко держал руки и, прежде чем медно-волосый юноша взорвался от переполнявшей его силы, Телами начала другое заклинание, и энергия стража потекла из их сжатых рук в тело Акашии.
На один удар сердца показалось, что сейчас сама земля взорвется и похоронит их всех, но заклинание так же внезапно закончилось, как и началось. Руари остался сидеть, прислонившись к ногам Павека — ему понадобилась вся его сила и решимость, чтобы не упасть на землю.
Телами сидела на пятках, руки скрещены на коленях, кровь была на кончике каждого пальца. Но после всех усилий — ее, Руари и стража — Акашия лежала спокойная, тихая и прекрасная, как спящий младенец.
Присев перед ней, Йохан осторожно протянул руку и ласково провел по щекам и рту. Сине-зеленые глаза открылись, мигнули раз, два, потом их взгляд стал осмысленным.
— Йохан, — Каши села, подняла свою руку и схватила его прежде, чем он успел ее отдернуть. — Йохан.
Праздник закончился, не успев начаться. Телами схватила кусок полотна.
— Кто сделал это? Кто пропитал эту ткань ядом халфлинга? — Страшная сила опять заполнила ее голос. — Кто завязал это вокруг ее глаз?
— Я — я, Бабушка, — пробормотал Руари, все еще сидевший на земле и слишком усталый, чтобы врать.
Полуэльф каждое утро завязывал повязку на глазах Акашии, но не он сделал ее. Павек стоял, выше всех, даже канков, все остальные сидели или лежали. Он оглянулся, ища взглядом темноволосого мальчика — того не было рядом с ним.
— Это сделал Звайн. — Наконец он заметил Звайна. Тот лежал на животе примерно в сто шагах от них, с руками, вытянутыми над головой, и направленными на деревья Квирайта. Казалось, что он молился, неизвестно кому.
Павек выкрикнул имя мальчика.
Каши эхом повторила, добавила еще одно слово, — Экриссар! — и начала подниматься на ноги. Она не смогла — ее мышцы ослабели за это время — но она могла ползти, и она поползла как бешенный зверь на арене.
Время замедлилось, а мысли Павека бросились к единственниму, неизбежному, хотя и неприятному заключению. Звайн не молился. Звайн делал отчаянную попытку установить мысленную связь с Элабоном Экриссаром.
Он был шпионом Экриссара; и это объясняло все, объясняло и то, почему Акашия узнала его, почему его вид наполнял ее страхом вначале и наполнил ненавистью сейчас.
Это объясняло и поведение мальчишки, начиная с того момента, как он появился в норе — такой готовый помочь, услужить, прямо таки излучавший доброжелательность, и все это только для того, чтобы они взяли его с собой в Квирайт, чтобы разузнать тайну, которую хранила Акашия, и ради сохранения которой она так страдала.
Пока концы его сандалей зарывались в твердую землю, а он сам несся к скрюченной фигуре невинного мальчика, у него было время чтобы обругать себя последним идиотом, время вспомнить все свои подозрения — постоянно возникавшие — и время вспомнить, как умело Звайн сумел рассеять их.
