УБЕЖИЩЕ
Иоанн открыл глаза и глубоко вдохнул теплый, напоенный ароматами воздух. Потом приподнялся и сел в нагретой солнцем зеленой траве, что служила ему доброй постелью. Довольно долго странствовал он вне своего тела, и теперь ему потребовалось некоторое время, чтобы как следует устроиться в нем.
Он посмотрел на свои руки. Вместо перьев их вновь покрывала кожа, а когти сменились обычными ногтями. Как и при каждом возвращении, к этому надо было привыкнуть.
— Что ты видел?
Кажется, желанная передышка отменяется. Иоанн вывернул шею, посмотрел, кто ожидает его возвращения. Поблизости на резной каменной скамье, скрестив ноги, сидел Тимофей. Как всегда — в просторных белых одеждах без единого пятнышка.
— Ничего необычного, — слегка покривил душой Иоанн. Он и прочие путешественники, способные подобным образом покидать этот мир, давно уговорились сперва обсуждать увиденное между собой, а старшим, утратившим способность оборачиваться ястребами, сообщать после.
— Совсем никаких зацепок?
— О самих Родичах? Нет. Все скрыто, как и тысячу лет назад.
Тимофей сжал зубы:
— Вот только времени у нас все меньше.
— Я знаю, — отозвался Иоанн.
Если они не найдут Родичей, увядание, охватившее смертный мир, вскорости перекинется и на Убежище.
Старшие не были уверены, что делать дальше. Минуло столько веков… и ничего. Никаких зацепок. Никаких подсказок. Даже рай способен превратиться в тюрьму, если его обитателю хватит времени рассмотреть, что вокруг — стены.
— Тем не менее там есть девушка… — с некоторой неохотой проговорил Иоанн.
Это мгновенно привлекло внимание Тимофея.
— Девушка?
— Не исключено, что это именно та, которую мы столько лет ждали. Ей только исполнилось шестнадцать по исчислению смертных. Я почувствовал нечто, исходящее от нее… Оно намного превосходит все, что я ощущал ранее…
— Магия?
— Думаю, да.
— Кто она такая? Где живет?
Иоанн замешкался. Невзирая на договоренность, долг обязывал поведать старшему все, что тот желал знать. А кроме того, он доверял Тимофею. Но в данном случае все казалось невероятно хрупким, точно проклюнувшийся, но еще не укоренившийся сеянец. Если он ошибся, то будет выглядеть глупцом, поднявшим ложную тревогу. Но если прав, девушка эта — невероятная ценность, достойная самого бережного обращения.
И вслух Иоанн сказал:
— Лучше я сперва побольше разузнаю. Буду присматривать за ней и доносить обо всем, что смогу выяснить. Это значит, что я должен оставить поиски Родичей.
— На этом сосредоточатся остальные, — разгладил лоб Тимофей. — Что ж, наблюдай за девушкой, чью личность ты так рьяно от меня укрываешь.
Иоанн остро взглянул на него:
— Я знаю, ты не собираешься ее обижать. С чего бы мне прятать ее от тебя?
— Хороший вопрос. — Губы старшего тронула улыбка. — Не хочешь ли совсем покинуть Убежище, чтобы быть с нею рядом? Или продолжишь наблюдать издалека?
Иоанн знал некоторых, глубоко влюбленных в мир смертных и в тех, за кем они наблюдали. Однако покинуть Убежище значило навсегда отказаться от возвращения.
— Я здесь останусь, — сказал он. — От добра добра искать, как говорится…
— Так и твоя сестра говорила когда-то.
У него болезненно екнуло сердце.
— Она совершила ошибку.
— Вероятно. Ты иногда посещаешь ее?
— Нет. Она сделала выбор, и я не хочу видеть, чем все это кончится. Предпочитаю помнить ее такой, какой она когда-то была, — вечно юной. Теперь она старуха, увядающая вместе со страной, которую полюбила больше наших пределов. С ней там только ее драгоценные семена…
Сказав так, Иоанн вновь откинулся на мягкую и теплую травку, закрыл глаза и начал преображение, чтобы вернуться по воздуху в холодный и суровый мир смертных.
— Птицы следят за мной, — сказала Клео, расхаживая туда-сюда по замковому двору.
— В самом деле? — Эмилия подавила улыбку, нанося на холст еще один мазок. Она рисовала оранийский дворец с его знаменитым фасадом из полированного камня и золота; замок лежал в роскошной зелени, словно сверкающий самоцвет. — Моей младшей сестренке всюду мерещатся преследователи? Или она начинает верить старинным легендам?..
— Быть может, и то и другое. — Шурша лимонного цвета юбками, Клео в очередной раз сменила направление и ткнула пальцем в угол травянистого дворика. — Но я готова поклясться, что вон тот белый голубь на персиковом дереве следит за каждым моим движением с тех самых пор, как я сюда вышла!
Рассмеявшись, Эмилия весело переглянулась с Мирой — та сидела неподалеку, трудясь над вышивкой.
— Говорят, Хранители иногда смотрят глазами ястребов, — сказала она. — Им не всякая птица подходит.
Вверх по дереву взбежала длинноухая белка, и птица все же улетела прочь.
— Тебе лучше знать, — сказала Клео. — Это ты у нас в семье светоч веры и знаток мифов.
— Лишь потому, что ты изучать их не хочешь, — заметила Мира.
Клео показала подруге язык:
— У меня есть занятия поинтереснее чтения.
Она кривила душой. Всю последнюю неделю, бодрствуя, она занималась в основном беспокойными метаниями с места на место, а по ночам ее терзали кошмары. Если же принцесса в самом деле пыталась отвлечься чтением, воспаленные, покрасневшие глаза вотще скользили по строчкам.
Эмилия наконец отложила кисть и устремила все внимание на Клео.
— Наверное, стоит пойти под кров, — сказала она. — Туда, где тебя не рассмотрят глазки-бусинки пернатых соглядатаев…
— Можешь сколько угодно смеяться надо мной, сестрица, но так я себя чувствую и ничего не могу с этим поделать!
— Понятно. Возможно, это давит чувство вины за то, что произошло в Пелсии.
На Клео тотчас накатил приступ дурноты. Она подняла лицо к солнцу. Здесь было так тепло, но холод, которого она набралась в Пелсии, словно бы угнездился у нее в костях. Принцессу знобило все время, пока их корабль возвращался домой, она никак не могла согреться. Внутренний холод не покидал ее еще много дней, даже после возвращения в уют и тепло.
— Чушь, — солгала она. — Я уже и забыла об этом.
— А ты знаешь, по какому поводу отец созвал сегодня советников?
— И по какому же?
— Они собирались говорить о тебе. И об Эроне. Вообще обо всем, что случилось в тот день.
Клео почувствовала, как от лица разом отхлынула кровь.
— И что они говорят?
— Тебе не о чем беспокоиться.
— Если бы это было правдой, вряд ли ты бы заговорила об этом!
Эмилия поднялась с кресла. Встав, она чуть помедлила, восстанавливая равновесие. Мира озабоченно вскинула голову, потом отложила шитье и поспешила к ней. Последние две недели у Эмилии часто болела и кружилась голова.
— Расскажи мне все, что знаешь, — с беспокойством глядя на Эмилию, настаивала Клео.
— Смерть сына виноторговца, похоже, отозвалась отцу некоторыми политическими затруднениями, — ответила та. — Скажу тебе даже больше: разразился скандал. Все об этом говорят… и кого только не обвиняют. Отец всячески старается сгладить острые углы. Оранос всегда в больших количествах закупал пелсийские вина, но теперь они практически перестали их продавать — до тех пор, пока все не уляжется. Многие пелсийцы вообще отказываются иметь с нами дело. Они очень рассержены и винят отца за то, что допустил подобное. И конечно, просто невероятным образом раздувают тот случай…
— Как ужасно, — вырвалось у Миры. — Я пытаюсь забыть все, что там было, и не могу!
Ну вот, теперь их стало двое. Клео заломила руки, и ее ужас, точно в зеркале, отразился на лице Миры.
— И когда, по-твоему, все успокоится и вернется на круги своя?
— Если честно, не знаю, — сказала Эмилия.
Клео терпеть не могла политику. В основном потому, что не понимала ее. Впрочем, ей этого и не требовалось. Наследницей отцовского трона была Эмилия. Она, а не Клео, станет следующей королевой.
Спасибо за это богине! Клео ни за что не справилась бы с бесконечными заседаниями совета и не смогла быть вежливой и сердечной с теми, кто не заслуживал этого. Эмилию — ту с колыбели воспитывали идеальной принцессой, способной правильно себя вести в любых обстоятельствах. В отличие от нее, Клео жила в свое удовольствие. Загорала, подолгу каталась на лошади, проводила время с друзьями…
И ни разу до сих пор не попадала в скандалы. Если не считать секрета, который знал Эрон, никто не мог сказать про принцессу Клейону ничего предосудительного…
…До нынешнего момента, обеспокоенно сообразила она.
— Мне нужно поговорить с отцом, — сказала Клео. — Я должна знать, что происходит!
И, не произнеся более ни слова, покинула Эмилию и Миру во внутреннем дворике и побежала в замок. Миновав хорошо освещенные коридоры, она достигла зала совета.
