С наслаждением вдохнув холодный сырой воздух, я закрыла глаза и прислонилась к теплым бревнам. Украдкой погладила шершавую поверхность, наслаждаясь покоем и уверенностью, шедшими от избы. Видно, все же хорошие люди тут живут.
- Ну, девка, не томи! - раздраженно рявкнул Брегота.
- Что молчишь? - оскалилась Аника. - Или не можешь в злодействе сознаться? Небось сгубила сестрицу, а теперь стоишь тут, лыбишься! Бур, Брегота, вы чего смотрите?! Вяжите ее! - она тоже встала и шагнула ко мне, стискивая кулаки. Я улыбнулась нарочито широко и скрестила руки под грудью. Но прежде чем меня начали рвать на лоскутки, распахнулась дверь, и на крыльцо вышел Артемий. Он был бледен, но двигался решительно, твердо стоял на ногах и парой резких указаний направил Бура разводить огонь в кузнице, а Бреготу послал за углем для растопки. Ведро, которую он нес, было накрыто холстиной.
- Отец, что с Марьяной? - взвизгнула девица. Артемий перевел на нее уставший взгляд, потом молча обнял и на мгновение прижался лбом к ее лбу. Когда он поднял голову, его лицо осветилось усталой, но счастливой улыбкой, разом сделавшей его на несколько лет моложе.
- Жива наша Марюшка. Спит. Все будет хорошо, Аника. Все хорошо.
- Как... жива? Так ты ее спасла? Сумела? Ты, ведьма? - Аника неверяще смотрела на меня поверх головы отца. Я только пожала плечами, не торопясь отлипать от теплой стеночки. Наверно, дочка Артемия решила, что я зазналась, потому и не снисхожу до разговора, но на самом деле я просто слишком устала, чтобы даже ворочать языком. Ответа от меня она дожидаться не стала и бросилась в дом, видно, удостовериться, что я не навела морок на доверчивого голову. Артемий начал спускаться, и тут порыв ветра отогнул холстину. Брегота заглянул в ведро, и его пробрала икота. Бур оказался покрепче, даже не побледнел, но внимательно посмотрел на меня. Я мимолетно порадовалась, что Аника ушла.
Впрочем, голова освободил меня от необходимости объясняться, напомнив Бреготе про уголь, и мужика тут же как ветром сдуло. Одного только вида твари, которая сидела в Марьяне, оказалось достаточно, чтобы пробудить в нем похвальное рвение. Но вот кузнец уходить явно не собирался.
- Это ведь моровой червь.
Я кивнула.
- От которого нет спасения, потому что его вывели лаумы.
Я промычала нечто неопределенное.
Артемий уходить не торопился, внимательно слушая кузнеца. А я... была готова к чему угодно, только не к следующим словам простого кузнеца из маленькой никому не известной деревни:
- Так значит, ты не ведьма. И не травница. Ты рагана. Самая настоящая рагана, которую занесли к нам лихие ветры.
Я все же выпрямилась, глядя кузнецу в глаза.
- И что вы теперь будете делать?
Бур и Артемий переглянулись. Потом оба уставились на меня, и я слегка присела под перекрестием внимательных взглядов. Но, похоже, сегодня судьба решила до донышка вычерпать запас моего удивления, потому что голова улыбнулся и сказал:
- От души поблагодарим каждый из них.
Быть раганой - значит, не забывать оглядываться, даже если на десятки верст вокруг нет ни одной живой души. Быть раганой - значит клясть свою судьбу и благодарить ее в тот же миг. Быть раганой - значит никогда не стать свободной. И никогда не узнать, кто ты на самом деле.
Порой мне хотелось, чтобы хоть раз людская молва не соврала, и все те силы, что она приписывала подобным мне, имелись на самом деле. Тогда я бы забралась в самую глубокую чащу и поселилась там, используя свой то ли дар, то ли проклятие, чтобы никто из людей никогда до меня не добрался.
Жизнь ведьмы невесела, но жизнь раганы - какое-то наказание, других слов не подберу. Знахарь может выбрать, кого лечить. Может отказаться, может схалтурить, взять плату или не взять, может и вовсе отвернуться и уйти. Или умереть над очередным пациентом от измождения. Можно ни разу не воспользоваться возможностью выбора, но стоит ее лишиться, и ты понимаешь, как много она для тебя значила.
Рагана не выбирает, лечить или не лечить. Рагана не может дозировать силу. Мы всегда исцеляем в полную мощность, даже если падаем от усталости. Пока не исчезнет хворь, рагана не перестанет выцарапывать пациента из когтей Смерти, чем бы для нее ни обернулось такое упорство. И тем страшнее наше наследие, что только раганы могут лечить увечья, оставленные выходцами из Нави - лешими, упырями, кикиморами, нетопырями и им подобным. Проклятое наследие лаум.
Будто мало было бед, так еще и дейвасы объявили раган выродками и принялись вылавливать и уничтожать тех, в ком обнаруживался хоть намек на лаумову кровь. Хватали прямо на улицах, увозили в свои школы, и живыми тех раган более никто не видел. Неудивительно, что к моему рождению по земле ходили всего три раганы. Одной из них была моя мать. Она-то и передала мне знания и рецепты снадобий.
Я дожидалась возвращения кузнеца и головы. Глаза слипались, ноги не держали, но моя судьба по-прежнему не блистала ясностью, и я чуть ли не руками держала веки, лишь бы не заснуть прямо на крылечке дома головы. Пощипав себя за щеки, попрыгав и спев пару скабрезных песенок, убедилась, что дело совсем плохо. Вдруг из-за левого угла дома раздалось знакомое ржание, и я с легким чувством стыда вспомнила, что ни разу не поинтересовалась судьбой Пирожка.
Ежась и отчаянно зевая, я побрела к конюшне, вполне теплой и такой же добротной, как и жилище Артемия. Расседланный и довольный Пирожок радостно заржал, увидев меня. Я погладила мягкий конский храп и обняла зверя за крепкую шею. Сладковато пахло сеном. В воздухе висела мелкая пыль от остюжков хорошо просушенной травы. По крыше мирно барабанил снова разошедшийся дождь. Пирожок переступил с ноги на ногу, но голову не поднял, терпеливо дожидаясь, пока я сама отодвинусь.
- Ненавижу быть раганой, - пожаловалась я ему и вздохнула. - Но если б я ею не была, та девчонка, Марьяна, уже час как померла бы. Будь у меня выбор, стала бы я ее лечить?
Пирожок ехидно оскалил зубы и фыркнул мне в лицо. Я рассмеялась и почесала его за ухом, как большого ленивого кота.
- Когда ты умудрился так хорошо меня узнать?
Рука скользнула по толстому уродливому шраму на шее коня, и под ложечкой тоскливо заныло. Может, сказалась усталость. Перед глазами все плыло. Теплый бок подогнувшего ноги коня грел лучше печки, а уютная куча сена приняла меня в объятия мягче любой перины. Я горячо надеялась, что измотана достаточно, чтобы не видеть снов, но сохранять разум ясным уже не могла.
Кажется, уснула я еще до того, как коснулась охапки сухой травы.
Глава 5. Пирожки с сюрпризом
Туман вокруг меня. Он вкрадчиво ползет по ногам, обнимает руки белыми браслетами… Я пытаюсь стряхнуть его, срываю с себя мутные клочья, кружусь, топчу белесую хмарь и кричу, кричу что есть сил:
- Убирайся прочь! Не прикасайся ко мне!
Туман откатывается чуть назад. Начинает набухать. Поднимается все выше, будто в кружку наливают молоко, и оно медленно заполняет ее до краев. Вот только в серединке кружки стою я – и не помню, как сюда попала.
Я бросаюсь в одну сторону, затем в другую, но все тщетно: мои руки проваливаются в дымку, и я перестаю их чувствовать. Животный страх выедает нутро, и я снова отступаю, пячусь на клочок не тронутой туманом земли. Она серая, будто выжженная, и прохладная на ощупь. Я узнала об этом, когда в одном из снов попробовала швыряться в наползающую хмарь горстями этой странной земли.
Сил бороться почему-то нет. Я скорчиваюсь, закрываю голову руками и зажмуриваю глаза.
За мгновение до того, как плотная пелена срывается с места и вливается в меня через рот, глаза, кожу, мне чудится, что туман чуть поредел, и сквозь него виднеются деревья.
В следующий миг я исчезаю.
Меня разбудило злобное ржание Пирожка и грохот, сотрясший, кажется, весь мир. Я подскочила с кучи сена, озираясь выпученными глазами в попытке понять, что случилось. Мир, еще подернутый дымкой сна, казался слишком ненадежным, когда обычно спокойный, невозмутимый конь вдруг принялся вставать на дыбы и бить крупными копытами в стену загона.
