– Да будет так, пройдоха, видит Великий! Ты дал слово! Если что, под землей останешься и ты, и – «кости Хэсау»!
Ноги затекли и Коста перенес вес в бок – ступенька предательски скрипнула под ногами и он нырнул ещё глубже в непроглядную тень.
– …слышал?
– Что?
– …малец точно спит?
Коста задержал дыхание.
– Проспит до утра, почти полфиала выпил. А снаружи твоя охрана, – Наставник Хо пьяно икнул. – И ты слишком напряжен, Вэй…
– Заболеет – выкину, мне внизу больные не нужны.
– Побойся Великого, Вэй… как будто ты специально ищешь способ не возвращать долги.
– Заткнись, Хо!
Коста на четвереньках, стараясь распределять вес равномерно, пополз наверх. В комнате он раздвинул ставни, набрал полную пригоршню снега с крыши, примял и жадно сунул шарик в рот за щеку, млея.
Попить он попьет утром. Сейчас можно заесть жажду снегом – не в первой.
Сон не шел, и Коста аккуратно, стараясь беречь потрепанные застежки развернул тубус, вытаскивая свернутые трубочкой пергаменты – старые, накопившиеся за время обучения, стянутые полоской тряпки, и новые – появившиеся за время пути в Керн.
Пики Лирнейских – тонкими мазками черной туши, летящие в небе облака, горные орланы, цепь горных плато, лежащая внизу кольцом, как хвост дракона, лошади, обозники, сани, улетевшие с дороги, смеющаяся младшая дочь торговца, смущенная дочь торговца, спящая дочь торговца… Коста довольно цокнул языком – девчонка выпросила у него пару рисунков, хотя наставник сказал – “посредственно, как всегда”.
“Посредственно” – Коста перевернул пергамент с рисунком “саней” – “два мешка риса”, “два мешка соли”, “два круга канатной бечевы”, “три бутыля смазка” – на обратной стороне кривым почерком, перемежавшиеся закорючками, торговец помечал запасы. Эти использованные ненужные свитки, более толстые, чем хорошая бумага для рисования и письма, ему отдали просто так, когда заметили, что он раз за разом рисует водой на последнем оставшемся чистом листе.
Отказываться Коста не стал, и говорить, что все каллиграфы первые штрихи ведут чистой водой и разрабатывают кисть и пальцы. Он поблагодарил и всю дорогу наслаждался, стараясь запечатлеть в росчерке туши то, что видел и как видел.
Был небом, был снегом, талой водой в котле, был бликами солнца, был нефритовой сережкой в маленьком ушке, был завитком волос, был металлом упряжи и был дымом от костра… всё, что смог поймать, впитать, уловить… и почти чувствовал себя настоящим художником. Настоящим.
Пока не пришел наставник.
Вниз он спускался ещё трижды, едва касаясь ступенек, как бесплотная тень, в надежде, что можно раздобыть воды.
Он не собирался больше подслушивать! Но… спать никто и не собирался.
– Ветер перемен уже дует, Хо, и скоро снесет нас всех. Трон под Фениксами шатается, многие забыли, почему они «первые среди равных», если бы не твари – совет кланов давно бы сменил линию наследования. Они опять просят детей! Одного ребенка от каждой линии! Ты бы отдал своего, Хо? Пока есть твари – Фениксы в безопасности, и мы, – горько добавил Блау. – И идут разговоры о том, чтобы принимать клятвы кровью с Глав…
Мастер Хо охнул.
– …как со стада, чтобы мы – кланы – стали вассалами Фениксов? Такого не будет никогда, – Блау грохнул кулаком по столу, пиалы жалобно звякнули, подпрыгнув. – кланы дерутся за земли, сейчас, когда вырезали почти всех менталистов – война перейдет на новый уровень…
Наставник Хо и сир Блау сидели, изредка подбрасывая поленья в огонь и говорили, говорили и пили, пили и говорили, и так по кругу.
Коста слушал, но больше не было ничего интересного, одна политика и клановые вопросы, и вещи, смысл которых он мог уловить только отдаленно. И совершенно ничего о рисовании, творчестве или о нем, Косте.
* * *
А утром с постели Коста встать не смог. Потому что у него заболело горло.
Глава 4. Шесть уровней
– Малозимний недоумок, наказание Великого, ученик с сожранными тварями мозгами, – ругался мастер, таща Косту за шкирку.
Сам он шел медленно – ноги заплетались, щеки горели кумачовым румянцем и обжигали, как бок горячего глиняного чайника. Голова гудела, глаза слезились, воспаленное горло дергало.
Ему даже показалось, что он опять на побережье, когда в проулке недалеко от флигеля пекарни мелькнули знакомые цвета клана Вонг. Но разве Вонги отпустили бы их просто так?
– За что мне это, Великий? Такой недоумок в ученики! Я же сказал – спать! Когда я говорил – есть снег?! Когда?
Коста вяло замычал и прикрыл глаза от больно бившего света – они вышли на улицу, и снова пожалел о том, что утром открыл рот и честно признался в содеянном – ночной свежий снег очень вкусный.
– Быстрей! У нас всего двадцать мгновений!
Керн перестраивали – город кипел, маги-архитекторы бились над решением задачи – как увеличить размер города и обеспечить должный уровень защиты. Формат “кольцевых улиц” они позаимствовали у южан – Коста видел планы города в песках, расчертили, учитывая особенности местности – холмы и предгорья, и рассчитали размер с учетом увеличения численности города минимум в пять раз в ближайшие два стозимия.
Хотя чем их не устроили стандартные городские планировки, Коста не понимал. Улицы-стрелы были привычнее, несколько параллельных улиц – уже “колчан стрел”. Для чего менять “стрелы” на “круги-с-лучами”?
Именно поэтому городу понадобились чистые от тварей катакомбы – в плане было заложено строительство большого Храма Великого, самого крупного в этой части Предела. И Храму требовались четыре уровня подземных ярусов вниз. Размещение Центральной площади, первого и второго круга, удобного для горожан.
Хотя Коста слабо мог поверить в то, что скоро на Север рекой хлынут переселенцы – кто в здравом уме, не привязанный к этому месту обстоятельствами рождения – согласиться жить в таком холоде и видеть кругом только одно – белый-белый снег?
Из старой части города открывался прекрасный вид на стройку – камни из каменоломен, разметка кольцевых, и редкие рабочие, которые с утра готовили площадки для магов.
– Остановитесь! Вы не ведаете, что творите! Остановитесь, несчастные! – На груде камней, выше мастера Хо, нелепо размахивая руками, вещал жрец-Исходник. В сером, заношенном плаще с капюшоном, подвязанном… Коста хмыкнул… простой бечевой. Только у исходников жрецы были настолько нищими, что иногда просили подаяние у чужих Храмов.
Мастер Хо остановился так резко, что Коста по инерции крутнулся вокруг.
– Грядет время перемен! Мир уже никогда не будет прежним! Вернитесь к свету! Только второй Исход откроет для всех новый мир! Спасение ваших душ там, а не здесь! Остановитесь!!!
К жрецу уже бежали со всех ног – рабочие вызвали охрану – тройка заспанных, недовольных наемника со знаком кернской дневной стражи на плащах.
– Нет-нет-нет, – хрипло зашептал Коста, вцепившись в рукав Наставника, когда тот уже сделал шаг вперед, и даже уперся в снег ногами для надежности.
Этого ещё не хватало! Когда у них все только начало налаживаться – новое место, жирный заказ, мастер обещал бросить пить… Последний раз, когда Наставник дрался, используя боевые плетения и потом попал на декаду в хладный около верфей, было как раз из-за такого же жреца.
Хватит! Тогда серый исходник сожрал у них декадные запасы риса за два дня, отоспался, и потом растворился в Лирнейских.
– Вы рождены свободными! Клятвы на крови порождение Грани! Свобода – это выбор светлых душ! Презреть вассальные клятвы – это спасение!!! – кричал жрец, надрываясь, пока его стаскивали вниз, таща за край плаща. – Проснитесь! Проснитесь же! Это спасение! Только свет второго Исхода и …
Исходника заткнули и скрутили, уводя в сторону старой части города. Старик Хо прищуренными глазами проследил за охраной и жрецом, а потом зло сплюнул на снег и дернул Косту за шкирку.
