Более-менее светлым пятном выделялись занятия на практике письменной речи: не в том дело, что Даари получала там хорошие оценки (она по-прежнему держалась по результатам среди середнячков), а потому что эти занятия неожиданно стали ей крайне интересны. Она была уверена, что больше всего ее заинтересует магия — просто потому что всех больше всего интересует магия! Однако в некотором роде письменная речь выходила еще занимательная: госпожа Улиана учила их, как манипулировать реальностью вовсе без чар, используя только свои знания человеческой психологии, исторического контекста и тому подобного.
— Когда говорят о нейролингвистическом программировании, обычно имеют в виду “программирование” живой речью, с элементами прикосновения, жестов, прочей невербалики, — сказала она на одном из занятий. — Они имеют мощное воздействие на людей, мощнее, чем слова. Слова рано или поздно слышать перестают, — она сделала паузу, — но печатное слово люди перечитывают снова и снова. Кто из вас знает что-нибудь по делу Цветочного Заговора?
Взлетел лес рук: Цветочный Заговор произошел всего лишь сто лет назад, про него часто читали и говорили.
— Глава тогдашнего Министерства Правопорядка, господин Тайрион Алло, сочувствуя заговорщикам, среди которых оказался сын его друга, подал Владыке свой отчет, составив его, по старинному обычаю, в стихах. Согласно мемуарам тогдашней ближайшей жены Дракона, госпожи Лаары, Владыка перечитывал этот отчет три вечера подряд, задумчиво сказав, что он звучит, как музыка. И что же? По всему делу было казнено всего четверо — беспрецедентный случай по тем временам! И как казнено? Обычное удавление шелковой удавкой, крайне милосердно. Правда, самого господина Алло после этого отправили в отставку, но он, вероятнее всего, был к этому готов…
Даари не думала, что смерть через удушение можно счесть особо милосердной — хотя, конечно, смотря с чем сравнивать. Если с казнью “тысячи порезов”, то, безусловно, тут даже четвертование будет предпочтительнее… Наверное.
Благодаря этому предмету Даари и придумала сделать пресловутую сетевую игру с литературной основой: все равно у них не было талантов, чтобы сообразить по-настоящему красивый дизайн. Гешвири неплохо рисовала, потому что в ее клане было принято учить этому всех детей, однако художницей себя не считала; Даари же последний раз рисовала в школе на соответствующем уроке — как сейчас помнила, это был натюрморт из сухих листьев. Ни малейшего понятия о Сетевом дизайне она не имела. Тоннар, наоборот, умела пользоваться соответствующими чармами на магстанции для манипуляции изображений, но нарисовать что-то? Вообще не к ней! Короче говоря, если не привлекать никого со стороны, то все равно все ложилось только на Гешвири, которая отнюдь не показывала от этого восторг.
— Текстовая игра “Война кланов”! — выдала Даари свою идею. — Скандалы, интриги, противостояния… анонимки главе службы безопасности Дворца, доклады на высочайшее имя… Ну, конечно, дело должно происходить в далеком прошлом, чтобы уж ни малейшего намека на реально существующих лиц… И тогда большую часть визуала можно сделать знаете как? Просто свитки разворачивающиеся, таблички глиняные — ну, смотря какую эпоху и какой регион выберем… Все это на фоне, не знаю, “четырех драгоценностей рабочего кабинета”... То есть просто тушь, чернильницу, бумагу и кисть, разложенные на столе, нарисовать, на это-то уж нас хватит!
— Тогда пусть это будет эпоха королевств до Дракона, — посоветовала Гешвири, хотя на лице ее читался скепсис. — Не так много кланов ведут свою родословную с более раннего времени, если мы не будем упоминать Тигров, Барсуков, Ежей и Змею, то все остальное…
— Барсуки — древний клан? — удивилась Даари.
— Да, их самая старая ветвь, Ночные Барсуки-и-Пшеница, ведут свой род чуть ли не от Первого Соединения Кланов. Тебя никогда не удивляло, что у всех современных кланов названия в честь хищных животных и птиц, плюс какой-нибудь декоративный цветок, а у них — всеядные норные плюс сельскохозяйственное растение? Это признак самых старых кланов, когда люди еще не владели магией достаточно, чтобы жить не только в пещерах! И в качестве растительных покровителей выбирали что-нибудь питательное. В старых хрониках упоминаются Земляные Осы-и-Картофель, Бобры-и-Салат — ну, эти жили в полуподводных гротах — Мыши-и-Яблоки…
Даари подумала, что если добавить такие названия в игру, она сразу станет комедийной — а потом удержалась и не высказала свою мысль, даже не улыбнулась. Она вспомнила не такой уж давний разговор со своим бывшим напарником Беорном: да, некоторые названия Кланов звучат довольно забавно, но попробуй только это покажи хоть намеков!
Вместо смеха она спросила:
— Змеи — тоже?
— Нынешние — нет, хоть и делают вид! Имя клана было возрождено всего лет триста назад, по личному разрешению Владыки. Однако документы, подтверждающие родство тогдашней родоначальницы с древним кланом… ну, скажем так, могли бы меньше пахнуть сосновой смолой, — сморщила носик Гешвири.
Даари не сразу поняла, о чем она. Потом дошло: сосновую смолу добавляли в тушь для аромата, но со временем запах выветривался.
Идею Даари обсуждали долго, несколько раз она видоизменялась, но в конце концов именно ее начали разрабатывать: ничего более удачного придумать не удалось.
Постепенно они как будто сблизились: во время совместных посиделок Гешвири жарче участвовала в обсуждениях, не так задирала нос, и даже предлагала им с Тоннар чаю с печеньем. А потом даже начала заходить к ним в комнату, потому что там стояла магстанция Тоннар, и работать удобнее было на ней.
Даари постепенно полюбила эти их совместные посиделки: с жаркими спорами, с неожиданными шуточками, с чувством, что они вместе работают на общую цель и делают что-то по-настоящему интересное… Как будто беззаботная студенческая юность, которую ей не удалось прожить, все-таки немного вернулась к ней. (Когда Даари пришла эта мысль, ей пришлось напомнить себе, что ей всего двадцать, и юность не кончена:; иногда она чувствовала себя мысленно лет на сорок, как будто вместо трех лет с гибели родителей прошло двадцать).
На Новый год Академия давала неделю выходных, а тем адепткам, которые проживали далеко, аж целых десять дней — их отпускали раньше, так что Тоннар еще двадцать восьмого укатила в свой Чипчискан. Накануне Нового года на центральной площади Академии прошло две согласованные демонстрации: одна небольшая — несколько адепток с Малого материка требовали давать адепткам оттуда дополнительные две недели, потому что им только неделю добираться, сперва поездом, потом маговодом; и одна большая, совместная со студентами университета — требовали вернуть Новый Год в первый день весны. Обе получили ожидаемый отказ. Первые, поскольку, мол, учебный процесс не позволяет, нужно было поступать в Малую Академию там у себя, если хотели ездить домой на каникулы. Вторые — потому что данный вопрос находится вне компетенции руководства обоих учебных заведений. Никто, правда, не обиделся: люди в этой демонстрации размахивали ветками с бумажными цветами, пили вино и жгли бенгальские огни, а патрули внутреннего аудита их почему-то не штрафовали.
Гешвири, хмыкнув, рассказала Даари, что это своеобразная традиция: пятьсот лет назад, когда Новый год передвинули в рамках Культурного Соединения при аннексии восточных земель, Академия и Университет только-только создавались и имели куда больший вес, потому что тут учились дети первых лиц государства. Тогдашние студенты вышли протестовать, получили отказ — и с тех пор повторяли это каждый год, а следующие выпуски подхватили традицию. Затем директриса и ректор Университета выступили на центральном помосте с речью, призвав всех хорошо учиться и стараться на благо Цивилизации в наступающем году. Спели государственный гимн (всем студенческим корпусом, на морозе), помахали свечками и разошлись. Даари — сразу домой.
Дома оказалось… непривычно.
Во-первых, Тарик навел порядок у себя в комнате — он никогда этого не делал!
