– Это ужасно, дитя мое...
Сердце Дженнсен разрывалось от жалости. Все, что недополучила в своей жизни она, мать недополучила вдвойне. И за себя, и за дочь. А кроме того, маме всегда приходилось быть сильной.
– Мы уйдем, как только начнет светать, – сказала мать словно о само собой разумеющемся. – От ночного похода под дождем не будет ничего хорошего. Нам придется искать новое место для укрытия. На этот раз он подобрался слишком близко.
Глаза Дженнсен переполнялись слезами.
– Мне так жаль, мама, – с трудом произнесла она. – Я приношу тебе одни неприятности. – Она не выдержала: горькие слезы хлынули из глаз. – Прости меня! Жаль, что тебе никак от меня не избавиться. – Дженнсен смяла в кулаке записку.
Мать обхватила ее руками, прижала голову рыдающей дочери к своей груди.
– Нет, дитя мое, нет. Никогда не говори так. Ты – мой свет в окошке, моя жизнь. Все беды нам причиняют другие люди. Ты не должна чувствовать себя виноватой из-за того, что они – воплощение зла. В тебе для меня вся радость жизни. Я бы отдала тебе все на свете и в тысячу раз больше, кабы могла. И была бы очень, очень счастлива. Дженнсен сейчас радовалась, что у нее никогда не будет детей. Ведь у нее нет такой силы, как у матери. Однако через минуту-другую она решительно высвободилась из объятий:
– Мама, Себастьян явился издалека. Он сам об этом сказал. Он говорит, что пришел из мест, расположенных за пределами Д'Хары. Есть такие места, другие страны. Он их знает. Разве это не удивительно? Разве не чудесно, что в мире есть место, которое не принадлежит Д'Харе?
– Но ведь эти земли находятся за пограничным барьером, который не пересечь.
– Да?.. А как же он тогда оказался здесь? Он-то смог пройти, иначе бы его здесь не было.
– А что, Себастьян... Он живет в одной из тех стран?
– Он сказал, что пришел с юга.
– С юга? Не представляю, как такое может быть. Ты точно помнишь его слова?
– Да! – Дженнсен уверенно кивнула. – Он сказал про юг. Он упомянул об этом мимоходом. Я сама не уверена, что такое возможно, но вдруг это и в самом деле так? Мама, а может, он станет нашим проводником. Может быть, если мы попросим, он выведет нас из этой кошмарной страны!
Мать была человеком вполне трезвым, но Дженнсен видела, что она начала обдумывать эту дикую идею. Значит, не так уж все несбыточно – коли мама обдумывает подобную возможность. Неужели Дженнсен удалось найти что-то стоящее, что поможет спасти их?..
– Но с какой стати он будет помогать нам? – сказала мать.
– Не знаю. Я даже не знаю, заинтересует ли его наша просьба и что он захочет взамен. Я его не спрашивала. Я не осмелилась об этом говорить, пока не расскажу тебе. Потому отчасти я и привела Себастьяна сюда – чтобы ты сама могла расспросить его. Я так боялась упустить шанс... А вдруг это действительно возможно?
Мать снова оглядела дом. Построенный из бревен, которые они сами ошкурили, состоящий всего из одной комнаты, он был крошечным, но теплым, уютным и сухим. Было страшно даже подумать о том, что в самый разгар зимы предстоит сниматься с места. Но альтернатива оказаться схваченными была гораздо хуже. Даже Дженнсен знала, что произойдет, если их поймают. Перед смертью им предстоят долгие пытки и мучения.
Наконец мать собралась с силами:
– Ты все правильно продумала, дитя мое. Не знаю, будет ли толк, но мы поговорим с Себастьяном. Бесспорно только одно: надо уходить. Нельзя и мечтать остаться здесь до весны, раз они совсем близко. Уходим на рассвете.
– Мама, а если Себастьян не захочет увести нас из Д'Хары?.. Куда мы в таком случае пойдем? Мать улыбнулась:
– Дитя мое, мир велик. Мы с тобой – всего лишь два неприметных человека. И опять просто исчезнем. Я знаю, это нелегко, но ведь мы с тобой вместе. И мы увидим новые места, новые земли... Ступай, веди сюда Себастьяна, а я пойду готовить ужин. Нам надо хорошенько поесть.
Дженнсен торопливо поцеловала мать в щеку и припустилась вниз по тропе. Снова накрапывал притихший было дождь. Среди деревьев было так темно, что девушка едва различала тропу.
Деревья вокруг казались ей д'харианскими солдатами, широкоплечими, могучими, пугающими. Она знала, что теперь, когда она увидела вблизи мертвого солдата, ее будут преследовать кошмары.
Себастьян все еще сидел на уступе, дожидаясь ее. Когда Дженнсен подбежала к нему, он встал.
– Мама сказала, все в порядке. Вы можете спать в пещере со скотиной. Она уже начала готовить рыбу. Она хочет с вами познакомиться.
Себастьян был настолько утомлен, что не мог выразить никакой радости, но ему удалось выдавить из себя подобие улыбки. Дженнсен схватила его за запястье и потянула за собой. Себастьяна продолжало трясти и лихорадить. Но руки у него стали еще теплей. Дженнсен знала, что именно так и проявляется лихорадка. Человек дрожит, хотя горит внутри огнем. Но она была уверена, что скоро он придет в себя – от еды, трав и сна в тепле.
Не была она уверена в одном: согласится ли он помочь.
Коза Бетти внимательно смотрела на них из своего загона, испуганным блеянием выражая недовольство по поводу вторжения в ее владения.
Дженнсен набрала соломы из убежища Бетти и отнесла в сторону, для незнакомца. Потом ласково почесала за ушами встревоженной козы, похлопала по коричневой волнистой шерсти на круглых боках и дала полморковки. Бетти сменила испуг на бурную радость и принялась махать коротким, торчащим вверх хвостом. Себастьян снял плащ и заплечный мешок, но не расстался с поясом, на котором крепилось его новое оружие. Потом он отстегнул из-под заплечника свернутый спальник и расстелил его на соломенной подстилке. Несмотря на настойчивые уговоры Дженнсен, сидящей на коленях у входа в пещеру и подготавливающей углубление для костра, странник не ложился.
Он принялся помогать ей с разведением огня, и она в свете из окна – домик находился совсем рядом, на другой стороне лужайки – увидела, как струится с его лица пот. Себастьян безостановочно остругивал ножом ветку, и перед ним уже образовалась пышная груда стружек. Потом несколько раз ударил железом по кремню, выбивая искры на подготовленную груду. Потом прикрывал их руками и легонько дул на медленно разгорающееся пламя, а потом перенес запылавшие стружки под лучину для растопки. Огонь с треском побежал по сухим лучинкам. От загоревшихся веток заструился приятный аромат.
Дженнсен собиралась сбегать в дом и принести немного горячих углей, но Себастьян разжег костер прежде, чем она предложила сделать это. По тому, как он дрожал, девушка могла представить, насколько ему хочется тепла. Из дома доносился запах жарящейся рыбы, и когда время от времени стихал ветер, Дженнсен различала шкворчание масла на сковороде.
