Я оказалась в бедном квартале с кривоватыми домами и черными дырами в стенах вместо дверей. Долго петляла по извилистым улочкам, пока не остановилась, тяжело дыша. Путь преграждала каменная стена. Тупик! Забилась в угол, прислонившись спиной к стене. Сползла вниз, чувствуя все шероховатости старой каменной кладки. Упала и заснула, а, может, потеряла сознание…
Очнулась от того, что на меня смотрели. Затем что–то холодное и влажное коснулось руки. Открыла глаза. Облезлый, поджарый пес нервно обнюхивал мои руки.
— Ей! Ты чей? — прошептала я, чувствуя, как пересохло во рту. Воды бы…
Он отшатнулся, покосился боязливо, затем, поджав хвост, побрел прочь. Я кое–как встала, и, не чувствуя ног, потащилась вслед за ним.
Кружилась голова. Я шла среди домов и людей. Запахи и звуки проходили насквозь, не вызывая ответной реакции. Не было сил даже держать голову прямо, смотреть вперед… Я брела, вглядываясь в пыльные узоры на дороге, видя лишь ноги людей, что проходили мимо, добротную кожаную обувь, рваные сандалии, грубые чеботы, изящные туфельки…
Собака куда–то пропала. Гомон толпы нарастал, людей на улице становилось все больше. Бесчестное количество ног казались конечностями огромной тысяченожки. Они хаотично двигались в разных направлениях, сводя меня с ума… Где–то вдали запахло едой. Дотронулась рукой до груди — заветный мешочек все еще со мной. Жаль, кинжал потеряла.
Может, даже куплю что–то поесть… А может, рыжебородый с товарищами ждет меня именно на рынке, среди нагруженных телег, лотков с едой и ремесленными изделиями. Мне все уже было неважно.
До рынка я все же не дошла. Оказалась на большой площади, полной народа. Огромные каменные здания с колоннами взмывали ввысь в начинающее вечереть небо. К ним вели огромные мраморные ступени. Я была не в силах идти дальше. Опустилась рядом с созданиями юродивого типа в рваных обносках, которые просили милостыню. Усмехнулась. Вот мое место! К тому же, и первый опыт есть. Успели подать… Легла на ступень, закрыла глаза. Когда все закончится?
Рядом раздался приятный голос, задавший непонятный вопрос на языке чужого мира. Дайте умереть спокойно! Открыла глаза. Надо мной склонилась голова… нет, не динозавра! Пожилая женщина: смуглое лицо, светлые волосы, морщинки вокруг блеклых, словно выгоревших, голубых глаз. Она улыбнулась — во рту отсутствовало половина зубов… Я закрыла глаза. Хочу домой!
Губ коснулся какой–то предмет… Вода! Жадно сделала несколько глотков.
— Спасибо, — поблагодарила женщину. Она отломила кусок хлеба от большой серой краюхи, протянула мне. Я тут же вгрызлась в успевшую подсохнуть мякоть. Она опять что–то спросила.
Я качала головой, жадно поедая хлеб. Неужели в этом мире я вызываю жалость? Хотя… Пусть жалеют, лишь бы кормили!
— Не понимаю, — отвечала на все вопросы. Хотя нет, один уже слышала совсем недавно!
— Улайд, — устало ответила я. — Риага!
Внезапно желудок скрутило страшной болью. Я застонала, согнулась пополам. Затем меня куда–то волокли. Я металась в бреду, стонала от боли, мне лили в рот мерзкую вонючую отраву, от которой становилось почему–то легче. Кто–то клал на голову прохладную ладонь, из которой, наоборот, лилась раскаленная лава, выжигая мозг…
Затем я очнулась окончательно. Мир уже не двоился и не распадался на части, все более и более обретая четкие контуры. Я лежала на грубой поверхности, застеленной каким–то тряпьем, и была укрыта чем–то тяжелым и грубым. Наверное, шкурой какого–то животного. Похоже, была ночь.
Пошевелилась, попыталась сесть. Тело не слушалось, словно из него высосали силы неведомые кровопийцы. Кое–как согнула руку, оперлась на локоть и, оттолкнувшись от земли, со стоном села. Где я? Каменные стены небольшой комнаты, низкий потолок, в углу слабый мерцающий источник света. Я сидела на полу на груде тряпья недалеко от тлеющего очага. Помещение заполнял слабый запах дыма, и еще пахло… хлебом.
— Очнулась? — знакомый голос из дальнего угла. Женщина приблизилась, держа в руке глиняную плошку, внутри которой мерцал огонек. Села рядом. При слабом свете старческие морщины на лице залегли еще глубже, голубые глаза казались чернее ночи. — Значит, будешь жить. Пить хочешь?
— Хочу! — ответила я, облизав пересохшие губы.
Что-о? Я не только понимала чужую речь, но еще и смогла ответить на незнакомом языке! Как такое возможно?
— Почему я говорю на вашем языке? — пробормотала я. Женщина вернулась из дальнего угла с глиняной кружкой.
— Держи…
— Вы берете воду из реки? — растерялась я. Она кивнула. О, Боже! Видела я эту реку! И зловонные сточные канавы с городскими отбросами, которые подхватывали мутные волны…
— Целитель из храма Бригиты сказал, что ты должна много пить, когда очнешься. Если очнешься…
Зажмурилась, сделала несколько глотков. Вода, на удивление, оказалась приятной на вкус, разгоняла ватную муть в голове, возвращала силы.
— Ты не говорила на нашем языке, — произнесла пожилая женщина. — Целитель из друидов решил помочь. Правда, это довольно болезненно, но ты все равно была без сознания…
— Он клал мне руки на голову?
Женщина кивнула. Я вспомнила кошмар, преследовавший в бреду: прикосновение холодных ладоней и поток раскаленной лавы, текущий из них, выжигающий сознание. Хочу видеть этого "целителя из друидов"! Я бы поделилась своими мыслями о его методике обучения иностранным языкам!
— Спасибо, — пробормотала я. — Ты спасла меня…
Она опять кивнула, морщинистое лицо тронула улыбка.
— Как тебя зовут, девочка?
— Марта!
— Сильное имя! Ты можешь звать меня Ниссой. Мамой Ниссой.
— Нисса, — пробормотала я, пробуя незнакомое имя на вкус. — Спасибо, мама Нисса! Сколько я болела?
— Четыре дня, — ответила она. — У тебя была пустынная лихорадка… Мало кто выживает без помощи целительной магии друидов. Вот, тебе еще оставили лекарство…
Мама Нисса поднялась и вернулась с еще одной плошкой, в которой плескалась черная густая жидкость. Я взяла ее в руки и подозрительно понюхала. Фу, гадость! Сделала глоток. Да, обоняние не подвело, и впрямь отвратительно.
— Мне бы… выйти, — призналась я. — Где здесь… — смутилась. Н-да, естественные потребности никто не отменял.
— Отхожее место? За домом, сейчас отведу тебя!
— Я сама! — попыталась подняться самостоятельно, но Нисса уже пришла на помощь. У пожилой женщины оказались на удивление крепкие руки. Опираясь на нее всем телом, словно пациент, только что переживший рецидив, я ковыляла к выходу, путаясь в подоле знакомого платья. Внезапно мысль промелькнула в голове. Я пощупала грудь, где в чашечке грязного бюстгальтера из тонких итальянских кружев хранила свое сокровище. Заветного мешочка не было!
