Ознакомительная версия.
Мефодий долго и внимательно, точно сравнивая их, смотрел то на приятеля, то на Ирку, которая изо всех сил делала вид, что ничего не слышит, хотя щека и ухо у нее были уже пунцовыми, а потом очень быстро и точно ударил приятеля в подбородок. Это тоже был (включая нарезку колбасы) урок Эди Хаврона, который до неудач с матрешками и буденновками года три прозанимался в секции бокса. «Бросай кулак без усилия, как камень. Сила удара в ноге и повороте корпуса», – учил он.
Удар получился неожиданно сильным. Мефодий едва не вывихнул кисть. После удара приятель осел на асфальт как мешок с навозом. Он сидел на асфальте и тряс головой. В горле у него булькало не совсем еще затихшее ржание. После этого он, собственно, и перестал быть приятелем. Зато у Мефодия появился первый в жизни друг – Ирка.
Они сидели на кухне и ели мороженое, болтая о всяких пустяках. О том, что его выпроводила из дома Зозо, ожидавшая своего борова, Мефодий не упоминал. Он терпеть не мог жаловаться. В том, кто жалуется, даже имея повод, изначально есть нечто жалкое – это он усвоил довольно давно. Ирка тоже никогда не жаловалось – и это объединяло их гораздо сильнее, чем если бы они каждую встречу рыдали друг другу в жилетку.
– А как твой сон? – вдруг спросила Ирка.
Мефодий напрягся:
– Ты о том сне?
– Ага.
– Ну бывает иногда. Не очень часто, – неохотно сказал он.
– Все те же?
– Да. Но мне не хочется об этом вспоминать.
Но все равно невольно вспомнил, и настроение сразу поползло вниз, как червяк, которому не понравилась Эйфелева башня. Это был один и тот же отвратительный сон, который он видел один-два раза в месяц. В этом сне он стоял перед глухо закрытым свинцовым саркофагом с оттиснутыми на нем древними знаками и смотрел на него. Мефодий не знал, что там внутри, но ощущал, что нечто страшное, нечто такое, на что нельзя смотреть и что ни в коем случае не должно вырваться. Но при этом не мог отвести от него глаза. И самое ужасное, что под его взглядом свинец саркофага начинал плавиться. Но всякий раз Мефодий просыпался прежде, чем тому, что было в саркофаге, удавалось вырваться.
Однажды он даже закричал во сне, разбудив Зозо и Эдю. Эдя был так удивлен, что даже не ругался.
– Я тебя отлично понимаю, приятель! Мне самому снятся кошмары. Как-то приснилось, что мою ногу заказали к ужину с овощным рагу, и при этом – просекаешь наглость? – потом все время морщились и утверждали, что мясо пережарено! – сказал тогда он.
Они еще немного поболтали, пока наконец около десяти Мефодию не позвонила Зозо.
– Иди домой. Я тебя жду, – сказала она.
– А этот уже укатил на своей тележке? – поинтересовался Мефодий.
– Откуда ты знаешь, что он был не пешком… Все сорвалось. – Голос у Зозо был совсем убитый.
– Как это?
– Он приехал чуть раньше. Я была не готова и, чтобы выиграть время, попросила его смотаться в супермаркет купить белое вино. Ненавижу, когда люди без дела толкутся под дверью и мешают мне краситься. Он поехал было, но почти сразу вернулся – злой, как ты с утра, когда я по привычке бужу тебя в воскресенье. Что-то там с его «Ауди»… Ну я его пустила, чтобы малость успокоить, согреть душевным теплом, и тут, вообрази, ему попалась на глаза свадебная фотография твоего папаши, в которую Эдя кидает дротики для дартса. Он стал выуживать и выудил, паразит такой, что у меня есть сын. Я сильно не отпиралась, все равно ведь узнает, даже показала ему кое-какие твои фотки. Кто его знает, думаю, вдруг его прошибет на суровую мужскую дружбу. Совместный футбол там, первая совместная сигарета. «Ты куришь, сынок? Надеюсь, с фильтром?» Ни фига подобного, не прошибло! Он просидел около часа как на иголках, а потом ушел… Моя жизнь разбита! – голос Зозо возвысился до трагического Монблана и завис там, собираясь сорваться в бездну истерики.
– Ерунда, мам! Твоя жизнь разбивается раза три в месяц, а затем моментально срастается, – утешил ее Мефодий.
Он уже и счет потерял тому, сколько раз его мать встречалась с подержанными принцами из брачного журнальчика. И каждый раз все заканчивалось безобидным нулем, кроме одного случая, когда очередной принц стащил пафосную бронзовую пепельницу, которую Эдя, в свою очередь, уволок из кафе, где работал до «Дамских пальчиков». На другой день этот принц вернулся пьяным, долго барабанил в дверь, стремясь поговорить, и заснул прямо на площадке, сложив буйную голову на коврик. Хорошо, что Эдя вернулся раньше и, мстя за пепельницу, изгнал Адама из рая прицельными пинками.
– Ты так думаешь? Ладно, забыли, – сказала Зозо печально.
Мефодий почувствовал, что в эту самую минуту она выдирала из сердца, комкала и выкидывала в мусорную корзину жирного борова.
– Ты сам дойдешь или тебя встретить? – спросила Зозо. В ее голосе явно звучало, что ей лень одеваться.
– С эскортом мотоциклистов, – сказал Мефодий.
– Ну, тогда сам. Я жду! У нас остался трофейный торт, – проговорила Зозо.
– Ты все, пошел? – поинтересовалась Ирка, когда Мефодий повесил трубку.
– Ага. Завтра заскочу после школы!
– Давай, пока! – сказала Ирка с легкой завистью.
Она никогда не ходила в школу. Однако Мефодий порой чувствовал, что она, занимаясь дома одна и с приходящими учителями, обогнала его класса на два, не меньше. Во всяком случае, экзамены по некоторым предметам Ирка сдала уже за девять классов.
* * *
Мефодий пересек Северный бульвар и подошел к дому – на этот раз, ради разнообразия, с другой стороны. Здесь дорогу ему преградила огромная лужа, поглощавшая талые снега окрестных дворов и изредка с наслаждением прихлебывавшая воду из прорванных труб. Ловким агентам по продаже недвижимости она давала повод утверждать, что дом находится в живописной местности рядом с прудом. Через лужу шла караванная тропа из кирпичей и досок, разбросанных с причудливыми интервалами.
В ровной черной поверхности лужи золотой монетой лежала луна. Изредка по ней пробегала едва заметная рябь. Мефодий посмотрел на луну – вначале в луже, а потом подняв лицо к небу, – и внезапно странное чувство охватило его. Ему почудилось, что он вбирает силу лунного света – напитываясь его спокойной мощью и мертвенной пустотой. Испугавшись, все же это было впервые, он опустил глаза и вдруг увидел, как, подчиняясь его взгляду, отражение луны скользит по луже, как пятно от карманного фонарика. По коже у Мефодия побежали мурашки. Он решил, что сходит с ума. Гонять взглядом луну, как мячик! Рассказывать такие вещи школьному психологу крайне опасно. Мефодий снова вскинул голову. Нет… большая луна, к счастью, оставалась на месте. Его взгляд управлял лишь лунным отражением. Меф потряс головой и несколько раз моргнул, отрывая лунное отражение от своего взгляда. Ему это удалось. Отражение отлипло и продолжало купаться в темной воде уже само по себе.
Ознакомительная версия.
