Я отступил на шаг – и лицо Геннадия дрогнуло.
– Все нормально, – сказал он. Распахнул рубашку – и я увидел регистрационную печать, голубой оттиск на серой коже. – Мы все зарегистрированы. Полина! Костя!
Его жена тоже перешла в сумрак, расстегнула блузку.
Пацан не двигался, потребовался суровый взгляд отца, чтобы и он предъявил печать.
– Я должен проверить, – прошептал я.
Мои пассы были неумелыми, я дважды сбивался и начинал сначала. Геннадий терпеливо ждал. Наконец печать дала отклик. Постоянная регистрация, нарушений режима не обнаружено…
– Все в порядке? – спросил Геннадий. – Мы можем идти?
– Я…
– Да ничего. Мы знали, что однажды ты станешь Иным.
– Идите, – сказал я. Не по уставу, но мне сейчас было не до правил.
– Да… – перед тем, как выйти из сумрака, Геннадий на миг задержался. – Я был в твоем доме… Антон, я возвращаю тебе приглашение заходить…
Все было правильно.
Они ушли, а я сел на скамейку, рядом с греющейся бабулей.
Закурил, пытаясь разобраться в мыслях. Бабулька поглядела на меня, и изрекла:
– Хорошие люди, правда, Аркашенька?
Она все время путала мое имя. Жить ей оставалось от силы два-три месяца, сейчас я это видел ясно.
– Не совсем… – сказал я. Скурил три сигареты, потом поплелся домой. У порога постоял, глядя, как гаснет серая дорожка «вампирьей тропы» у порога. Как раз сегодня меня научили ее видеть…
До вечера я промаялся. Листал конспекты, для чего приходилось уходить в сумрак. Для обычного мира эти общие тетради девственно пусты. Хотелось позвонить, куратору группы или самому шефу – я был на его персональной ответственности. Но я чувствовал, что должен принять решение сам.
Когда совсем стемнело, я не выдержал.
Поднялся на этаж выше, позвонил. Открыл Костя, вздрогнул. В реальности он, как и вся его семья, казался совершенно обычным,
– Позови старших, – попросил я.
– Зачем? – буркнул он.
– Хочу вас пригласить на чай.
Геннадий возник за спиной сына, возник ниоткуда, он был куда способнее чем я, свежеиспеченный адепт Света.
– Ты уверен, Антон? – с сомнением спросил он. – Этого вовсе не требуется. Все нормально.
– Уверен.
Он помолчал. Пожал плечами:
– Мы зайдем завтра. Если пригласишь. Не горячись.
К полуночи я был безумно рад, что они отказались. К трем часам ночи попытался уснуть, успокоенный, зная, что хода в мой дом для них нет и не будет.
К утру, так и не сомкнув глаз, я стоял у окна и смотрел на город. Вампиров мало. Очень мало.
В радиусе двух-трех километров ни одного больше.
Каково это – быть отверженным? Быть наказанным не за преступление, а за потенциальную возможность его совершить? А каково будет им жить… ну, пусть не жить – тут требуется иное слово… – рядом со своим надзирателем?
Возвращаясь с занятий, я купил к чаю тортик.
А вот теперь Костя, хороший умный парень, студент физфака МГУ, имевший несчастье родиться живым мертвецом, сидел рядом со мной и возил ложкой в сахарнице, будто не решаясь зачерпнуть.
С чего бы такая стеснительность…
Вначале он вообще забегал чуть ли ни каждый день. Я был его прямой противоположностью, я был на светлой стороне. Но я впускал его в дом, со мной можно было не таиться. Можно было просто поболтать, а можно было нырнуть в сумрак и похвастаться появившимися возможностями. «Антон, а у меня получилось трансформироваться!», «А у меня клыки стали расти, р-р-р!»
И самое странное, что все это было нормально.
Я хохотал, глядя на попытки вампиренка превратиться в летучую мышь – это задача для высшего вампира, которым он не является, и даст Свет – никогда не станет.
Только иногда одергивал: «Костя… вот этого ты никогда не должен делать. Понимаешь?» И это тоже было нормально.
– Костя, я выполнял свою работу.
– Зря.
– Они нарушили закон. Понимаешь? Не наш закон, заметь. Не только светлые его приняли, а все Иные. Этот парень…
– Я его знал, – неожиданно сказал Костя. – Он веселый был.
Вот черт…
– Он мучался?
– Нет, – я покачал головой. – Печать убивает мгновенно.
Костя вздрогнул, на миг скосил глаза на грудь.
Если перейти в сумрак, то печать увидишь и сквозь одежду, а если не переходить – вообще не обнаружишь.
Кажется, он не переходил.
Но откуда мне знать, как чувствуют печать вампиры?
– Что я мог поделать? – спросил я. – Он убивал. Убивал ни в чем не повинных людей. Абсолютно беззащитных перед ним. Инициировал девчонку… грубо, насильно, она не должна была стать вампиром. Вчера они чуть не прикончили мальчишку. Просто так. Не от голода.
– Ты знаешь, что такое наш голод? – спросил Костя, помолчав.
А он взрослеет. Прямо на глазах…
– Да. Вчера я… почти стал вампиром.
Тишина – на миг.
– Знаю. Я чувствовал… я надеялся.
Дьявол и преисподняя! Я вел свою охоту. На меня вели свою.
Точнее – караулили в засаде, ожидая, что охотник превратится в зверя.
– Нет, – сказал я. – Уж извини.
– Да, он виноват, – упрямо сказал Костя. – Но зачем было убивать? Положено судить. Адвокат, обвинение, все как положено…
– Положено не вмешивать людей в наши дела! – рявкнул я.
И впервые Костя не отреагировал на такой тон.
– Ты слишком долго был человеком!
– И ничуть о том не жалею!
– Зачем ты его убил?
– Иначе он убил бы меня!
– Инициировал!
– Это еще хуже!
Костя замолчал.
Отставил чай, поднялся.
Совершенно обычный, нагловатый и при том болезненно моральный юноша.
Вот только вампир.
– Пойду…
– Подожди, – я шагнул к холодильнику. – Захвати, мне тут выдали, но не понадобилось.
Я вынул стоящие среди бутылок с «Боржоми» двухсотграммовые пузырьки с донорской кровью.
– Не надо.
– Костя, я же знаю, что это вечная ваша проблема. Мне это не нужно. Бери.
– Купить хочешь?
Я начал злиться.
– Да зачем мне нужно подкупать тебя! Выбрасывать – глупо, вот и все! Это кровь. Люди сдавали ее, чтобы кому-то помочь!
И тогда Костя вдруг ухмыльнулся.
Протянул руку, взял один из пузырьков, раскупорил – содрав жестяной колпачок легко и умело.
Поднес бутылочку к губам. Опять усмехнулся, сделал глоток.
Я никогда не видел, как они питаются. Да и не стремился.
– Прекрати, – сказал я. – Не паясничай.
Губы у Кости были в крови, тоненькая струйка стекала по щеке.
Не просто стекала, а впитывалась в кожу.
– Тебе неприятен наш способ питания?
