— Дилай дает мне знаки, а я, в меру своих умений, толкую их. И вчера, во время молитвы, понял, что кузнец сумеет обучить тебя. Не противься ему. Это тебе необходимо, если ты не хочешь всю оставшуюся жизнь бояться причинить вред окружающим.
Наступила долгая тишина. Парень молчал, а жрец не мешал ему думать.
— Спасибо тебе, гаш, — Дарий с глубоким почтением поклонился старику. — Сейчас, когда ты так все объяснил, у меня на сердце стало спокойнее, хоть я все еще не обрел мира в душе. Я буду слушать дядюшку Камиля и научусь контролировать себя. Хоть и не знаю, как это получится. Но этой ночью, когда я был волком, то воспринял его семью и самого дядюшку как членов своей стаи. Это значит, что при следующем обращении я точно не стану им вредить. И это знание греет мне сердце. Ведь они так добры ко мне. Больше всего мне было страшно нанести им вред.
— Раз ты все понял, то вложи свою ладонь в длань Дилая. Прими его благосклонность, прими его дар своей душой. Поверь мне, когда ты обучишься контролю, то сможешь с его помощью вершить много добра. Ты уже его вершишь. Ты спас нас от засухи и люди тебе очень благодарны. Вложи свою руку в знак того, что готов принять свою судьбу, написанную для тебя самим Дилаем. Ведь если сами боги берутся писать чью-то судьбу, то такой человек обязательно засияет, подобно восточной звезде Луфаи. Быть может, это немного страшно, но истинно говорю тебе — нет большей чести для смертного, чем служить орудием светлого бога.
Дарий покорно кивнул, подошел к широкой каменной ладони, встал на одно колено и неуверенно вложил руку в ладонь своего бога. На миг ему показалось, что ладонь бога чуть заметно сжалась, словно пытаясь поддержать и ободрить. В душе разлилось тепло и спокойствие. Сейчас, шепча стандартные слова молитвы, Дарий действительно ощущал внимание бога на себе, его благосклонность. И от этого ощущения невероятный груз вины и ответственности таял, подобно сладкому кубику в чашке чая. С каждой минутой, проведенной в неподвижной молитве, его плечи все больше расправлялись, осанка неуловимо менялась, а взгляд приобретал твердость и остроту, как у человека, нашедшего свою цель в жизни. Как у того, кто понял свой путь и готов идти по нему, не отклоняясь.
Жрец сидел на каменной лавке для прихожан, отсылая всякого, кто приходил в храм помолиться или принести благодарственный дар. Сейчас нельзя было беспокоить молящегося юношу. Жрец знал, что сейчас между этим молодым человеком и Громовержцем происходит нечто такое, что даже он, служитель, вот уже девяносто лет вопрошающий бога и принимающий от него ответы, не способен осознать. Солнце уже высоко поднялось, беспощадно обжигая землю. Время близилось к полудню, а мальчик продолжает молиться. Его силуэт, казалось, стал подобным каменному силуэту бога. Оба были неподвижны. Но вторым зрением, дарованным ему богом, гаш видел неистовые бури и ураганы, то вспыхивавшие, то совершенно исчезавшие в ауре парня. А еще он видел ауру у статуи. И знал, что Дилай сейчас здесь, в этом храме, от чего по старой сморщенной спине жреца толпами бежали мурашки. Нужно быть совершенным безумцем, чтобы вмешаться в разговор самого бога. Поэтому он сидел на самой крайней от входа лавке и вежливо отправлял всех прихожан назад с увещеванием вернуться позже.
Внезапно из глаз бога сверкнула молния и исчезла в медальоне Дария. В тот же миг мальчик очнулся и поднялся на ноги. Сейчас, глядя на него, жрец сильно изумился. От испуганного, постоянно страдающего, неуверенного в себе юноши не осталось и следа. Казалось, что его фигура исполнена какого-то неземного спокойствия, уверенности в себе и своем будущем. И еще… От него прямо таки исходила аура власти.
Дарий подошел к жрецу и поклонился почтительно, но с достоинством.
— Благодарю тебя, гаш.
Жрец на это ничего не ответил. Его выцветшие глаза прямо таки лучились удовольствием. Но заговорил он о другом.
— У тебя ведь есть меч, насколько я помню?
— Да, гаш. У меня есть меч. Но сейчас он у дядюшки Камиля. Он взял его, чтобы выправить и наточить. Оказалось, я совсем не умею ухаживать за своим оружием.
— Это он исправит и без меня. Нам же с тобой предстоит исправлять иной твой недостаток.
— Какой? — удивился Дарий.
— Владение оружием. Ты служитель бога Дилая, осененный его благословением. А наш бог — это бог-воитель. Твое неумение держать в руках меч оскорбляет его. Завтра утром, до открытия храма ты придешь ко мне. Я обучу тебя всему, что умею. Таково мое слово жреца. Я передам свое искусство тебе.
Дарий был так изумлен, что не мог больше стоять, и опустился на ближайшую каменную лавку. О жрецах Дилая ходили такие легенды, что никто в них не верил, пока не сталкивался с этими легендами в жизни. Это величайшие воины, обладающие особыми техниками боя, которые никогда и никому не показывают. Даже враг умирает намного раньше, чем осознает способ, которым его убили. Но есть еще более легендарные мастера. Те, кто достиг таких вершин, что даже сами жрецы не способны понять их. И такие мастера никогда никого не учат. До тех пор, пока не выберут среди жрецов единственного ученика. И фраза: «Я передам тебе свое искусство» означает, что один из таких мастеров только что избрал его единственным учеником.
— Но я не жрец! И не собираюсь им быть!
— Я знаю, — кивнул гаш. — Но Дилай привел тебя в эту деревню, в этот храм. Он позволил мне увидеть его ради твоего будущего. И это меньшее, чем я способен отплатить за этот дар. Еще утром, когда я встретил тебя, мне бы даже в голову не пришло обучать тебя. Но сейчас. Ты изменился. Касание бога тебя изменило. И такого тебя учить для меня будет честью. Теперь иди! — Жрец ткнул в сторону выхода. — Завтра, за два часа до открытия храма приди ко мне. И мне все равно, в каком облике ты это сделаешь. Придешь волком — будешь махать тренировочным мечом зубами!
Дарий, поспешно поклонился и выскочил из храма, понимая, что жрецу нужно побыть одному. Как там он говорил? Боги спрашивают соразмерно своим дарам? Что-то Дилай буквально засыпал его подарками. И от этого на душе становилось тревожно. Страшно представить, что такого он ему приготовил, ради чего осыпает ТАКИМИ дарами. Оборотничество, управление погодой, величайший учитель боевых искусств. Тот, с кем ему однажды предстоит сразиться подобными умениями, должен быть настолько силен, что воображение отказывается это представлять. Но все это не сегодня. Все это будет потом, а сейчас он должен вернуться в дом кузнеца и извиниться перед всеми за вчерашнее. И за испорченные вещи перед Ольдом тоже нужно извиниться.
Кузнец Камиль, встав, как водится, до рассвета, увидел, что Дарий не вернулся и забеспокоился. Мира уже подоила коров и теперь возилась у печи, готовя завтрак. Отсутствие парня вызывало тревогу, так что Камиль, взяв на всякий случай топор, пошел в лес искать мальца. Следы волчьего пиршества обнаружились на третьем часу поисков. У самой опушки было огромное кровавое пятно. Оттуда же отчетливо виднелись босые следы, направившиеся в деревню. Камилю стало не по себе. Он пошел в деревню, выспрашивая, не видел ли кто Дария. Жена плотника, возвращавшаяся с базара, сказала о том, что мальчика увел жрец в храм Дилая. Кузнец с облегчением вздохнул и пошел к храму. Не успел он войти, как дорогу ему заступил старый гаш, велев не тревожить чуда. Кузнец взглянул в ту сторону, где стоял на одном колене Дарий, вложив руку в каменную ладонь статуи бога. Душу накрыло благоговение от увиденного. По мальчику пробегали искрящиеся волны. Они исходили от статуи и перетекали по телу мальчика.
