— Сергей там девушек пересчитал. — Олег забарабанил пальцами по лавке. — Говорит, там две молодые девчонки без пары. И ещё пара баб постарше — тоже. Сам знаешь…
Стас знал. Несмотря на то, что девушек и женщин в общину брали вообще всех, кого смогли отыскать, здоровых женщин детородного возраста было на пять человек меньше, чем мужчин. Пока эту проблему удавалось сдерживать — одна из приглашенных дам «в возрасте» не отказывала никому. Но вечно так продолжаться не могло. Да и мама уже оч-ч-ч-чень сильно морщила нос при виде этой «мадам».
— Девчонки, Серёжка сказывал, красивые… — Олег улыбался. — Я просто боюсь, как бы у ребят крыша не съехала.
— Ты пойдёшь, я пойду, всех «женихов» возьмём. Они парни видные и не уроды моральные, глядишь, что у кого и сладится. Силой баб тащить не будем.
Стас снова погладил кулак и мысленно добавил: «Может быть…»
Маляренко смотрел на стоящего перед ним человека-гору и глазам своим не верил. Впервые за последний год он вдруг осознал, что он, Иван Андреевич Маляренко, вовсе не так могуч, каким привык себя считать.
«Ни хрена ж себе!»
Ване было очень неуютно, но он не показал вида, а лишь изобразил искреннюю улыбку, когда его немаленькая ладонь исчезла в протянутой гигантом лапище.
— Так ты, говоришь, сын Георгия Александровича? — Иван сразу попытался расставить все точки над «ё», показав гостю, что хозяин здесь — он.
— Угу. — Лужин, не глядя на собеседника, похлопал его по плечу, осторожно, в треть силы, пожал ладошку местного, при этом быстро оглядывая собравшуюся толпу.
— Хлопцы, привал! — Второй детина, ещё большего роста, прошёл к столовой и аккуратно поставил на стол плетёную коробку. «Хлопцы», жадными глазами разглядывавшие местных «гарных дивчин», зашумели и, расточая щедрые улыбки женщинам, двинули к костру.
— Я ждал… Геогрия Ал… — Ваня растерянно смотрел на хозяйничающих пришельцев. Семеро здоровых, молодых парней были чисто выбриты, подстрижены и одеты в чистую и даже выглаженную одежду. Женщины посёлка оживлённо суетились вокруг гостей, украдкой постреливая глазами на самые понравившиеся экземпляры, и совершенно не обращали внимания на пришибленных Маляренко и Звонарёва. Угрюмо переглянувшись, вождь с прорабом поплелись к столу.
«Мда-а-а… пусти козла в огород…»
Маляренко со злобой буравил широченную спину Лужина-младшего, по-хозяйски осматривавшего посёлок и, особенно внимательно, новый коттедж.
«Хотя… чего это я? Сам же звал в гости, да и, если честно, запустил ты себя, Иван Андреевич!»
Иван посмотрел на Звонарёва — худой, как палка, чёрный, как папуас, да ещё и заросший, как дикарь.
«Мда, а ведь вы, Иван Андреевич, ничуть не лучше выглядите… да и одежда на вас…»
Одежда подкачала. Вещи от частой стирки, чистки и ежедневной носки постепенно пришли в почти полную негодность. Пока ещё держалась кожаная куртка Иваныча и башмаки, но это — пока.
«Мля!»
— Стас. — В глазах Лужина читалась нескрываемая брезгливость, но руку все же он протянул первым. — Давай уж познакомимся, как следует. И поговорим. Так сказать, о делах ваших скорбных покалякаем.
Маляренко изобразил самую простецкую маску придурковатого рубахи-парня.
— Ваня. Да чего ж ты нас так? Хорошо живём ведь!
«Началось… Интересно, убьют сразу или сначала помучают?»
Иван оглянулся на шумящих позади людей, мужчины и женщины перемешались и дружно знакомились. Лишь Юрка с Настей сидели с краю, держась за руки и ни во что не вмешиваясь, да Звонарёв с крыльца дома печальными глазами смотрел на звонко смеявшуюся Ксению. Ване почему-то стало очень обидно за прораба.
«И эта туда же…»
— Присядем? — Стас был серьёзен и шутку не воспринял.
«Попробую…»
— Нет. Пойдём, пройдёмся. — Иван кивнул на выход из посёлка. — Время есть ещё, так? — Он пристально вгляделся в холодные глаза гостя. — Пока бабы там на стол соберут…
«Не дурак».
Станислав внимательно рассматривал висящее на спине «местного» громадное мачете в ножнах. «Соображает, зачем мы здесь». — Рассказывай, Иван, рассказывай. Время нынче дорого.
Это было как в сказке. Они словно пришли из другого мира. Из того, куда сами обитатели посёлка целый год не могли попасть. Алина, словно во сне, о чём-то разговаривала, чему-то смеялась, что-то делала. Пришедшие сегодня в обед из степи парни словно сошли с глянцевых обложек. Господи, как давно это было! Показательные выступления в Праге и Дрездене. Греция, яхта. А интересно, как там её «пыжик», кто на нём сейчас ездит? Алина оглянулась — Иван ушёл куда-то с главным этих ребят, ладно… Боже! Как она выглядит! Во что одета! Торопливо извинившись перед незнакомым мужчиной, которому она помогала выкладывать на стол овощи из принесённого им короба, Алька рванула в дом — переодеваться и приводить себя в порядок. Ура, будет Праздник!
Стас смотрел на бескрайнюю степь, слушая вполуха рассказ Ивана. То, что он рассказывал, не укладывалось в голове.
— Подожди, это что же получается, из тридцати пассажиров автобуса только та блондинка в живых осталась, а из вас, «аэропортовских», из десятка мужчин только трое в живых? Вы чего тут, совсем омуели?
Ивану эта арифметика была как серпом по одному месту, но он и не подумал оправдываться — во-первых, ничего не докажешь, а во-вторых… да, так всё и было. Все приготовленные им гневные речи о том, что разорять посёлок в нынешних условиях — стыд и срам, оказались не по адресу.
— Стыд и срам!
Маляренко вздрогнул и испуганно посмотрел на Лужина.
«Он что, мои мысли читает?»
— Стыд и срам! Я сюда пришёл, честно тебе, Иван, скажу, с недобрыми намерениями. Брата я вам всем, тебе лично, никогда не прощу. Знаю, что не ты, что ни при чём, но всё равно… Ну ладно, думал, Бог с ними… живут себе и пусть живут. Думал, приведу «женихов», уговоримся как-нибудь, пару девчонок заберём. По согласию, не силой. Специально ребят в лучшее нарядили, всем миром одежду собирали, готовили. А тут… одна баба беременная! Одна! И куча покойников. Вы жить хотите или доживать? Вы о чём вообще думаете? — Лужин покачал головой. — Теперь я буду думать, что с вами со всеми делать.
Иван обошёл омоновца по кругу и встал перед ним лицом к лицу.
«Мент. Ну-ну. Вопрос на миллион: как реагирует мент, когда ему говорят: нет».
— Тебя никто и спрашивать не будет. — Стас тоже собрался и приготовился. — Всех женщин, кроме беременной, уведём силой. Стерпится-слюбится. А вы тут… живите, как хотите. Ясно? А сейчас расскажи-ка мне, откуда у вас столько таких занятных вещиц?
