— Здорово! — сказал Дыббакс, и они с Брэдом победно хлопнули друг друга по рукам. — Я всегда любил мультики.
— И я тоже, — согласился его друг. — Пап, а что мы теперь будем делать?
— Поедем домой, в Палм-Спрингс. Я сразу свяжусь с каким-нибудь крупным музеем, из тех, что выкладывают за такие вещи кучу денег, и проверю, интересует ли музейщиков наша находка. А если они не захотят покупать, попробуем выставить эскизы на один из больших аукционов. — Он решительно кивнул. — Помяните мое слово, ребята. От покупателей отбоя не будет. В мире полно людей, которые готовы ближнего порешить, лишь бы заполучить эти эскизы.
Джон и Филиппа Гонт готовились праздновать свой первый день рождения. Да-да, именно первый, поскольку истинным днем рождения джинн по традиции считается тот, который наступает вслед за удалением зубов мудрости и обретением джинн-силы, а все предыдущие дни рождения не в счет.
— Ты хочешь сказать, что мне только один год? — спросил Джон у матери.
— Именно так, милый, — ответила миссис Гонт.
Джон обалдел.
— Ты шутишь?
— Значит, на нашем пироге будет только одна свечка? — спросила Филиппа.
— Именно. Кстати, обычай втыкать свечки в пирог люди переняли как раз от джинн.
Но гнев Джона только нарастал, и он не собирался отклоняться от темы.
— Это же несправедливо! — возмутился он. — И как-то стыдно. Ведь все гости, все, кто придут на день рождения, будут над нами смеяться.
— Не вижу причин для смеха, милый, — сказала миссис Гонт. — Тем более что на день рождения придут только джинн. Боюсь, это еще одна традиция, которую мы обязаны соблюдать.
Близнецы, разумеется, хотели, чтобы к ним пришли их друзья-мундусяне, но было очевидно, что миссис Гонт уже решила иначе. И близнецы почувствовали, что спорить с ней совершенно бесполезно. После их возвращения из Вавилона миссис Гонт как-то отдалилась от детей и совершенно не терпела непослушания, а близнецы пребывали в счастливом неведении относительно судьбы матери, которой предстояло вскоре их покинуть, чтобы стать следующей Синей джинн Вавилона.
— Джинн, впрочем, соберется не так уж много, — добавила она. — В этом году ваш день рождения совпадает с джинн-праздником Самум, так что большинство нью-йоркских джинн уедут за город. — Она пожала плечами. — Тут уж ничего не поделаешь. Нельзя же переносить первый день рождения! Нет, его надо отметить именно в тот день, когда вы появились на свет.
— Самум? — повторила Филиппа. — Что это за праздник?
— Это праздник Дыма без огня, — объяснила миссис Гонт. — Как вы понимаете, именно дым без огня виден, когда мы ввинчиваемся или, наоборот вывинчиваемся из бутылки или лампы. Самум праздник в честь того, что мы — джинн.
— Но мы не знаем других джинн нашего возраста, — сказал Джон. — Кроме Дыббакса.
— И ужасной Лилит де Гуль, — поморщилась Филиппа. — Ее я ни за что не позову.
— Я уже пригласила других Детей лампы, — сказала миссис Гонт. — В основном они, конечно, собираются с родителями за город. Но несколько джинниоров обещали прибыть.
— Несколько? — сказал Джон. — Сколько именно?
— Четверо, — ответила миссис Гонт.
— Хм… больше похоже на партию в карты или астрагалы, чем на день рождения, — заметил Джон.
— Знаешь, никакого праздника и не будет, если мы не успеем сходить в магазин, — оборвала его рассуждения миссис Гонт.
Они прошли несколько кварталов по Третьей авеню к маленькому супермаркету, где миссис Гонт обычно покупала продукты. По дороге взяли газету. Кричащий заголовок на первой странице сообщал об ограблении очередного манхэттенского стоматолога, уже десятого за последний месяц. Входя в магазин, Джон и Филиппа старательно не обращали внимания на сидевшего перед дверью бродягу, который протягивал ко всем прохожим грязную руку с пустым картонным стаканчиком и просил «не пожалеть мелочишку на пропитание». Каково же было удивление близнецов, не говоря уж об изумлении самого нищего, когда миссис Гонт открыла кошелек, вынула оттуда пятьдесят долларов и, свернув, сунула в стаканчик. Ошалевший от радости бродяга вскочил, сдернул с головы замусоленную бейсболку и рассыпался в благодарностях. Войдя в магазин, дети недоверчиво уставились на мать.
— Пятьдесят долларов! — Джон покачал головой. — Ты дала этому типу пятьдесят долларов. Наверно, по ошибке? Думала дать пять?
— Нет, дорогой. Я дала ему ровно столько, сколько хотела.
— Но пятьдесят долларов… — повторил Джон — Что он будет с ними делать? Ну… в смысле… это же куча денег!
— Пусть тратит как хочет, — ответила миссис Гонт.
— Ну, ты придумала… Ты что, всегда даешь нищим и бездомным по пятьдесят долларов?
— Может, и так… — задумчиво сказала она. — Я тоже когда-то была бездомной. И помню, что значит жить на улице.
Лейла Гонт была бездомной? Никто, тем более ее собственные дети не могли поверить, что эта дама в меховом манто, с сумочкой из страусиной кожи, в ботиночках от самого модного дизайнера когда-то жила иначе. От миссис Гонт веяло богатством и шиком, как вишней — от бисквита, пропитанного шерри. Но тут Филиппа вспомнила, что рассказывал о прошлом их матери дядя Нимрод.
— Нимрод говорил, что ты была бездомной когда познакомилась с папой. Это правда?
— Правда.
Когда они вернулись домой, миссис Гонт пустилась в воспоминания.
— Вы когда-нибудь задумывались, почему все джинн так богаты? — спросила она у детей.
Филиппа пожала плечами.
— Сложно представить, как джинн может быть беден, — сказала она. — Если у тебя достаточно джинн-силы, чтобы выполнять три желания и делать разные другие вещи, вряд ли ты станешь жить на пособие по безработице.
— Если, конечно, ты не преступил закон, — сказал Джон. — Такие джинн вынуждены жить в доме Кафура в Каире, где использование джинн-силы строго запрещается.
— Некоторые джинн… — начала миссис Гонт, — вообще отвергают любое богатство. Они живут как отшельники, стремясь подражать ангелам и святым, которые обходятся вовсе без имущества. Некоторое время я тоже вела подобный образ жизни — по доброй воле. И ты права, Филиппа: как раз тогда я и познакомилась с вашим отцом. Он принял меня за бездомную девушку, каких в Нью-Йорке великое множество, но все-таки решил мне помочь. Тут-то я в него и влюбилась… И вышла за него замуж. Ваш отец, может, ростом и не вышел, но у него большая душа.
— Так значит, среди бездомных здесь, в Нью-Йорке, на самом деле есть джинн? — уточнил Джон.
— Не только в Нью-Йорке. В Лондоне. В Калькутте. В Каире. Где угодно. Среди них встречаются не только джинн. Есть и ангелы. Как говорится в Библии, «братолюбие между вами да пребывает» и «страннолюбия не забывайте, ибо через него некоторые, не зная, оказали гостеприимство Ангелам». Такой философией руководствуются в жизни все отшельники. Они стремятся только к одному: приносить удачу тем мундусянам, которые действительно этого заслуживают. Тем людям, которые делают им добро, даже не подозревая, кому именно они помогают.
