— Эта девушка уродлива, — продолжала старшая жена. — Прошу простить ничтожной ее невоспитанную речь, но твоя служанка некрасива и хрома. В столице она не принесет тебе добра.
Серебряная Снежинка опустила глаза и ответила, что Ива давно ей служит.
— Может, на севере и нельзя выбрать лучшую. — Старшая жена дернула пышным плечом: на этом варварском севере все возможно. — Ты молода и далека от дома, младшая сестра. Позволь мне дать тебе совет, как твоей свахе.., у тебя ведь нет с собой свахи или посредницы?
— Она заболела. — Серебряная Снежинка почему-то начала защищаться; она извинялась за женщину, которую не знает и которая позволила болезни помешать ей исполнять свои обязанности.
— Ну, хорошо. Я знаю, она посоветовала бы тебе принять мое предложение. Я дам тебе трех прекрасных служанок, и они будут сопровождать тебя в Шаньань. А эта может здесь подождать выздоровления старой няньки и вернется на север или… — Она снова пожала роскошным плечом, показывая, что будущее Ивы не имеет никакого значения.
— Благодарю тебя, старшая сестра, — Серебряная Снежинка поклонилась,
— и прошу меня простить; но я сама испытала трудности путешествия и не могу подвергнуть им твоих женщин; они все так благородно воспитаны и не перенесут пути. Ива сильна и верна мне, она вполне подходит.
— Действительно, — ледяным голосом ответила старшая жена и поклонилась так небрежно, как только позволяли приличия. А Серебряная Снежинка ушла.
Ветер трепал занавески повозки, но Серебряная Снежинка готова была обнять его, как брата. Путешествие — это не только освобождение из слишком тесных, жарких и полных предательств женских помещений; нет, оно само по себе интересно. Серебряная Снежинка не поверила бы, что так легко приспособиться и с таким интересом будет встречать каждый новый день. Ей все труднее становилось скрывать свой интерес и радость от сопровождающих, которые были озабочены тем, чтобы трудности пути не повредили ее хрупкое женское тело и дух.
День за днем местность становилась все более незнакомой; девушка всматривалась в щель занавесей своей повозки, вслушивалась в гортанные, едва понятные голоса крестьян, высокомерные требования и замечания чиновника, а иногда и сборщиков налогов, также путешествовавших согласно императорскому указу. Это сборщики казались чумой местности. Единственное, о чем сожалела Серебряная Снежинка, это что она не может ездить с ними верхом, как привыкла (хоть это и не соответствует приличиям) делать дома.
Дело не в том, что она с трудом выносила многолюдные города и общество хозяек с их постоянными сплетнями и разговорами о дочерях, слугах, наложницах и кухне. Не все были настроены так враждебно, как ее первая хозяйка. Некоторые были по-настоящему добры. Другие ее жалели; и все равно повсюду ее сопровождало перешептывание, гудение и всплескивание рукавами.
— Бедное дитя, какая у нее обветренная кожа.
— Она всего лишь одна из пяти сотен. У нее нет богатства, у нее смуглая кожа. Разве ее заметят? Я ей об этом сказала, а она ответила, что едет ко двору по воле отца.
— На севере с этим строго; там дочери послушны. Но какая у нее мужская походка!
— Пусть возвращается домой. Никто о ней и не вспомнит. Думаю, что в Шаньане ее вообще никто не заметит. Когда я увидела этот город…
— Да ты видела его в десятилетнем возрасте…
— Когда я увидела Шаньань, позволь сказать тебе, младшая сестра…
Серебряная Снежинка научилась искусно притворяться, что ничего не слышит. Никогда раньше она не думала, что слова могут быть острыми, как ножи или клыки. Слова женщин, которых она встречала, и добрых, и недружелюбных, ранили ее глубоко.
Когда теснота и затхлость женских помещений слишком утомляли или ранили ее, она напоминала себе о долге перед домом и о гордости тем, что она, женщина, может послужить возрождению чести и богатства рода.
Она понимала, что в Шаньане окажется в таком же заключении, в каком живут все эти женщины. Возможно, судьба к ней добра и ее заключение будет более роскошным, но это все равно заключение. Тем не менее у нее нет выбора. Хотя никто не осмеливается отказаться от вызова Сына Неба, девушка была уверена, что добрая хозяйка последнего дома совершенно права: если бы дочь обесчещенного вельможи, одна из пятисот, не появилась в Шаньане, никто бы этого не заметил; а если бы и заметил, то ему было бы все равно. Больше того, остальные четыреста девяносто девять только возрадовались бы.
Но снова ее ждала повозка, запряженная быками, и снова они пускались в путь. Снова Серебряная Снежинка с интересом всматривалась в щели занавесей, и Ива тоже.
Каждый день становился новым приключением. Но лучше всего были вечера, когда караван останавливался у дороги; вечера у костров под звездным светом, под обширным продуваемым ветрами куполом неба.
Девушка обнаружила, что радуется случаям, когда караван, — подгоняемый нетерпеливым чиновником, который предпочитал еще несколько часов провести в пути, не останавливаясь в очередном городе, — останавливался на ночлег у дороги.
Если бы только она могла ехать верхом! Хоть и привыкла к более активной жизни, она не решалась высказать свою просьбу начальнику каравана. Он уже, наверно, слышал пренебрежительные отзывы о ней; она не может рисковать, вызвав его неудовольствие. Даже лошадь, которую она всегда считала своей, осталась в конюшне.., в месте, которое отныне она должна считать домом своего отца, но не своим домом. Боль от осознания этого с каждым днем слабела, побежденная видами новых городов или крестьян, вспотевших от работы, несмотря на зиму.
Осужденная на бездействие, как подобает знатной госпоже. Серебряная Снежинка наблюдала, как разбивают лагерь, улыбалась тому, как бестолково действуют слуги чиновника, одобряла быстрые привычные действия своих людей, которые сразу защитно окружали ее повозку. А когда разжигали костер, ее повозка становилась удобным павильоном. У них с Ивой был свой костер и свой дворик, хотя и без стен и без крыши, окруженный на приличном расстоянии старыми солдатами ее отца.
Когда ветер дул в их сторону, Серебряная Снежинка слышала доносящийся из мужского лагеря стук игральных костей, возгласы досады и разочарования, изредка торжествующий смех победителя. Она даже иногда могла расслышать самоуверенную речь чиновника, обращенную к подчиненным и к нескольким ученым, сопровождавшим караван. Ученые воспользовались относительно быстрым и безопасным способом, чтобы достичь столицы, где им предстоит сдавать важнейший экзамен.
Девушка внимательно слушала, согретая грубым мужским смехом и шутками по адресу того или иного чиновника. Имена этих чиновников она старалась запомнить с усердием, с каким новобранец полирует меч и доспехи. Однажды командир ее охраны рассмеялся и презрительно отозвался о Мао Йеншу, том самом, от которого зависит ее будущее. Ни за что на свете Серебряная Снежинка не нарушила бы обычай и не спросила бы, что он знает; но ей очень хотелось это сделать.